— Домой! — говорил офицер и улыбался, хотя и не очень ласково, но все же улыбался.
Домой? Что такое домой? Может быть, нах хаузе? Ах, так это и значит, домой! Нам разрешили идти домой!
Данке, филен данк!
Люди расходились по домам. Но некоторые из них оставались немного постоять и растерянно смотрели на советских солдат, как будто только теперь начиная осознавать, что они живы. Но в то же время их терзало и нескрываемое любопытство.
Однако не каждому, кто выходил из бункера, было разрешено уходить домой, как вскоре установил Джонни. Русские задерживали всех, кто носил военную форму. Мальчик смотрел и удивлялся, как много военных, полицейских и эсэсовцев нашли убежище в бункере. Видимо, все они имели какое-то отношение к гарнизону крепости, как, например, зенитчики, чьи пушки смотрели в разных направлениях.
Пленные молча повиновались. Можно было подумать, что они уже раньше представляли себе, что именно должно с ними случиться. Лишь у некоторых из них на лице появлялось презрительное выражение.
Джонни все время смотрел на вход в бункер и ждал, когда из него появится Франц. Он устроился недалеко от группы советских солдат, которые уселись на краю огромной воронки от снаряда на сырую, еще пахнувшую дымом, порохом землю. Обмундирование у них было покрыто толстым слоем пыли. Все они держали самокрутки в своих коричневых, натруженных руках и медленно курили, делая глубокие затяжки, а потом не спеша выпускали дым через рот или нос. Некоторые расправлялись со своим сухим пайком, который они доставали из парусиновых вещмешков. Джонни иногда казалось, что все они давно не спали и могут заснуть прямо за едой.
Тем временем люди прямо-таки сплошным потоком текли из бункера. В бункере прошел слух о том, что русские никого и пальцем не трогают. Старый мужчина с морщинистым лицом, опиравшийся на деревянные костыли, попросил покурить. Солдат протянул ему самокрутку.
С грузовика, стоявшего рядом, подали помятую алюминиевую кружку, которая переходила из рук в руки. Каждый, кто пил из нее, будь то мужчина или женщина, солдат или офицер, казалось, напивались так, как будто в последующие дни им уже не дадут ни капли воды. Недалеко от машины стояла бедно одетая женщина с детской коляской, в которой пищал маленький ребенок, а мальчик и девочка в изорванных ботинках и заплатанной одежде выжидающе держались около коляски. Увидев их, из башни танка высунулся молодой солдат и протянул женщине хлеб и банку консервов.
— Да, это же так много! — удивленно воскликнул мальчик и показал рукой на танкиста с плоским, коричневым лицом и слегка раскосыми глазами. — Посмотри-ка, — толкнул он свою сестру, — с русскими и монголы есть!
— Да угомонись ты, наконец!.. — Мать дала сыну подзатрещину и кивком головы поблагодарила танкиста.
Тот, видимо, ничего не понял, он лишь улыбнулся во весь рот и сразу же исчез в люке башни, но через секунду снова показался с банкой консервов, которую он тоже отдал женщине.
— Спасибо, господин офицер! — по-немецки поблагодарила женщина.
По соседней улице, асфальтовое покрытие которой было изуродовано обгорелыми выбоинами, проходила длинная колонна самоходок. Широкие цепи гусениц гремели и бряцали. На броне самоходок сидели пехотинцы. Все они были в касках, а накинутые на плечи плащ-палатки развевались на ветру. Оставляя позади себя голубоватый шлейф выхлопных газов, проехал, несколько растянувшись, целый батальон. Сидевшие на броне солдаты казались бодрыми и отдохнувшими. Сбоку от дороги прошли связисты с большими катушками провода за спиной и полевыми телефонами в руках. Они тяжело ступали по земле и неспешно прокладывали тонкий провод.
Выпросив у солдат кусок черного хлеба, Джонни жадно проглотил его, а затем запил из фляжки сладким чаем. Он уже чувствовал себя в полной безопасности, как и в те дни, когда жил в советском медсанбате.
Как только Джонни узнал, что больший из бункеров имеет еще один выход, по всей вероятности с другой стороны, он распрощался с доброжелательными солдатами.
Он перебрался через огневую позицию немецкой артиллерии, все пушки на которой были разбиты в пух и прах, обошел советский танк, одна гусеница которого была разорвана. Экипаж занимался заменой поврежденного звена цепи. Тяжелые, металлические удары раздавались из-под тяжелого молота.
Тем временем группа пленных гитлеровцев так разрослась, что ее уже трудно было окинуть взглядом. Джонни увидел здесь формы самых различных цветов: защитные, серые, голубые, черные и несколько коричневых. Большинство пленных сидело на земле.