Выбрать главу

Мальчик подтвердил, что он действительно здоров.

— Гм… — гымкнул унтер-офицер и, проглотив слюну, на некоторое время замолчал. — Знаешь что, — сказал он наконец, — оставайся-ка со мной!

— Но… — Джонни попытался объяснить, что он должен прежде всего разыскать свою мать.

— Никаких возражений, ты останешься здесь! — настаивал унтер нетерпящим возражения тоном. Своим указательным пальцем он размахивал перед лицом мальчика. — Или ты, так же как и все, хочешь бросить раненых на произвол судьбы?

Джонни невольно отступил на два шага.

— Я вовсе не хочу никого бросать на произвол судьбы, но…

Вновь кто-то вскрикнул в соседнем помещении, затем кто-то попросил воды, все еще умоляющим голосом.

— Ну ты видишь, сынок!

Мальчик воскликнул:

— Но как же я могу здесь помогать?

Унтер устало закрыл глаза и начал учащенно дышать.

— Придумай что-нибудь, — простонал он, — что-нибудь. Я больше не могу, я просто больше не могу! А пока я еще не разрешаю тебе уходить отсюда. И так все уже сбежали. Мерзавцы! И самый первый подлец этот подонок!

— Что?

Мужчина навалился своим массивным телом на стол и потянулся к радиоприемнику.

— Музыку! Я хочу наконец послушать музыку, потому что я не могу больше слышать эти стоны!

— Кого вы назвали подонком? — спросил Джонни унтера, хотя уже начал догадываться, о ком именно шла речь.

— Это самый великий полководец всех времен! — Унтер попытался вставить выдернутый провод на место в приемник, но при этом он локтем столкнул бутылку со стола. Она упала на пол и разбилась.

— Вы имеете в виду Адольфа Гитлера?

— Да, именно его. Вчера в своей рейхсканцелярии он покончил с собой. Как гадкий, мелкий банкрот, которого настиг крах. Я сам слышал об этом по лондонскому радио.

В этот момент что-то сильно загромыхало. Мужчина слишком резко откинулся на спинку стула и соскользнул со стола. При падении он дернул за собой радио, которое тоже полетело на пол. Унтер был настолько пьян, что так и остался лежать на полу.

64

Джонни мучают угрызения совести.

«Как жаль, что ему еще не тридцать?!»

Надпись на столе.

«Должен же когда-то наконец прийти конец моим скитаниям», — думал еще недавно в бункере Джонни. А когда он вышел из него, последовали два волнующих дня, прямо-таки опасных дня, которые не продвинули его к цели ни на шаг. И теперь здесь это…

Нерешительно мальчик направился к воротам. Бой, который еще недавно бушевал на Фридрихштрассе, казалось, не только сместился дальше, но и растворился среди других таких же боев.

«Что я должен делать? — ломал себе голову Джонни. — Разыскивать маму дальше? А может, пока остаться здесь, в этом ужасном месте, и помочь раненым?»

Вдруг Джонни почувствовал, что сил у него больше нет и он не может решиться ни на то, ни на другое. «Почему же всегда непременно я? — размышлял он. — Разве я не должен отдохнуть?»

На улице, которая вела к вокзалу, неожиданно в воздух поднялись фонтаны пыли. Это взорвались два снаряда. Мальчик бросился назад, в вестибюль. Еще день, еще час назад такое происшествие оставило бы его равнодушным, а сейчас вдруг он начал бояться. Война вот-вот должна была окончиться, и ему никак не хотелось погибать, тем более здесь.

Унтер-офицер лежал посреди осколков бутылки. Он храпел, заглушая даже крики раненых. Мальчугану стало как-то не по себе. Он мечтал о покое, он хотел наконец найти себе пристанище, каждый день есть досыта.

«Раз так, то я сейчас же уйду отсюда… — Джонни сделал шаг к двери. — Совершенно верно, я иду! Этот толстый пьяница не должен видеть меня. Пожалуй, он даже ни разу больше не вспомнит обо мне, когда вновь проснется. Но что будет с бедными ранеными? Я не должен их бросить, а то они мне сниться станут. И тогда я буду чувствовать себя виноватым за то, что подло их бросил».

Джонни охватила дрожь. Но что же он мог сделать? Как жаль, что ему еще не тридцать! Если бы ему было столько лет, сколько Францу! Францу?..

«Франц знал бы, что нужно делать в таком случае! — раздумывал он. — Вероятно, он мог бы им помочь. Я ему кое-чем помогал, теперь он должен мне помочь!» Как тонущий хватается за соломинку, так и он уцепился за эту мысль. Он решил немедленно уйти, чтобы вернуться снова. А чтобы никто не думал, что он сбежал, он оставил записку.

Не без труда он нашел химический карандаш. Намочив стол слюной, он написал прямо на нем:

«Я приведу сюда помощь!»

Он хотел было уже идти, но остановился и приписал еще одно слово: «Непременно!» Однако и этого ему показалось мало, и он добавил: «Я обязательно вернусь!» А чтобы эти слова выглядели убедительнее, подписался, сообщив ниже, что он всего-навсего только быстро сбегает на Нойруппинерштрассе.