— Уже порядочно, часа два назад.
— Странно, — Густав впервые поднял голову, — что здесь ничего не осталось.
— Это вроде мертвого пространства между двумя атакующими сторонами, — поучительно произнес Грилле.
Наконец Густав нашел то, что искал. Он вытащил из рюкзака длинную плоскую бутылку с яркой этикеткой и, подняв, посмотрел на солнце. В бутылке была коричневатая прозрачная жидкость.
— А что ты теперь намерен делать? — спросил между тем солдат.
— В приказе было ясно сказано: всем отступать до следующей зоны заграждений.
— А где это?
Грилле взглянул Густаву в глаза.
— Вот так вопрос, — протянул он, — вы что там, со своими зенитчиками, на луне живете, что ли?
— Я пропустил очередной тактический инструктаж, — нашелся солдат.
— Следующая зона заграждений находится непосредственно на подступах к Берлину.
— И там тоже будут идти бои?
— Слушай, уж не думаешь ли ты, что мы пропустим туда Иванов?
Густав проворчал что-то непонятное себе под нос.
— Или ты в этом сомневаешься?
Солдат, тщетно пытавшийся пальцами вытащить пробку из бутылки, наконец решил сделать это зубами.
— Дожить бы только до дня рождения фюрера, — продолжал болтать парень, — тогда все пойдет иначе!
Густав выплюнул пробку. Потом взял свой носовой платок, смочил его жидкостью из бутылки и приложил к колену Джонни.
— Ну как, лучше? — с участием спросил он.
— Чудесно охлаждает, — ответил мальчик.
И тут Грилле, наблюдавший за всей этой процедурой, спросил неожиданно и строго:
— А где, собственно, расположилась твоя таинственная зенитная батарея?
Густав показал в направлении ближайших к усадьбе высоких деревьев:
— Там, в лесу.
— Зенитные орудия в таком высоком лесу? Как же вы оттуда сможете вступить в наземный бой, например, если появятся русские танки?
Солдат снова смочил платок, пожал плечами.
— Спроси у кого-нибудь другого. Нас, низших чинов, об этом нечего спрашивать.
— Слушай, приятель, у тебя не только нет в физиономии ничего актерского, — насмешливо заговорил Грилле, — но ты, как я посмотрю, вообще совершенно не приспособлен для игры. Ты думаешь, если ты мне сейчас расскажешь, что твой карабин стоит в камере хранения вокзала Фюрстенвальде, я тебе так и поверю? Уж не считаешь ли ты меня за идиота, дружище! Это нехорошо, мое сокровище, очень нехорошо. — Он снял автомат с колен, прислонил его к стенке возле себя и нагнулся к бутылке, которую Густав поставил у своих ног. Вызывающе схватив бутылку, он встряхнул ее, посмотрел на этикетку и понюхал у горлышка. — В самом деле, французская. Настоящая французская водка! Где это ты добыл?
— Трофейная, — недовольно пробурчал Густав, — и в дальнейшем не суй нос не в свое дело.
— Да, да, — прошипел парень, и глаза его угрожающе сузились, — ты рискуешь высказаться откровенно.
— А ты тут мешаешь!
Паренек нагло ухмыльнулся:
— Трофейная. А ты знаешь, что такое грабеж? А знаешь, что будет, если я тебя здесь сейчас же прикончу? Ничего не будет! Тебе небось известен приказ фюрера? — Он снова с видимым удовольствием приложился к бутылке и сделал небольшой глоток.
— Приказ фюрера? — медленно спросил Густав. — Фюрер выпустил много приказов. Все их разве упомнишь.
— Я имею в виду приказ от шестнадцатого апреля, трехдневной давности! Самовольный уход из части — предательство, и предатель должен быть расстрелян на месте…
Джонни испугался. Хотя он и старался внимательно следить за этой словесной перепалкой, принимавшей все более угрожающий характер, но понимал он из нее мало. Его распухшее и ставшее круглым, как мяч, колено занимало все его внимание. Однако слова «предательство», «предатель» сразу же насторожили его. «К кому они относятся? Неужели к Густаву?»
Мальчик видел, что солдат презрительно пожал плечами.
— Убить — в этом нет ничего нового. Такое уже давно можно услышать. А если ты хочешь испортить мне настроение, то это и я с успехом могу тебе сделать.
Грилле сделал еще один большой глоток.
— Ты забываешь одно существенное обстоятельство, мой дорогой. Я… — он махнул рукой в сторону стены, — у меня еще есть оружие.
Джонни вдруг стало безразлично, о чем идет речь в их перепалке. Его беспокоило только то, что Густава, его спутника и товарища, так самоотверженно заботившегося о нем и помогавшего ему вот уже целых два дня, обижает этот парень из гитлерюгенда. Он отнял у них даже бутылку. И все только потому, что у него есть автомат, которым он может хвастаться и всем угрожать? Джонни беспокойно задвигался по крыльцу. Еще кусочек, еще. Теперь осталось только протянуть руку.