— И как только я мог так заснуть! — сокрушался Густав. — Ведь я все время старался держать себя в руках.
Они пошли медленнее.
— Какое счастье, мальчуган, что ты проснулся!
Тропинка, по которой они шли, пружинила под ногами. По обе стороны от нее между стволами елей и буков землю покрывал зеленый ковер мха. Когда он стал темнее, им с трудом удавалось не сбиться с тропы. До них все еще доносился гул танков, но уже не сзади, а со всех сторон. Потом послышались приглушенные звуки пушечных выстрелов и треск пулеметов. Когда стемнело, стало видно, как в небе время от времени вспыхивали осветительные ракеты, которые с минуту держались в вышине. Их желтоватый свет оживлял лес — заколдовывал, как казалось Джонни. Кроны деревьев сияли, стволы поблескивали, а тени от них качались на матово блестящей земле, как маятник огромных часов.
Шум боя утих далеко за полночь. Солдат и мальчик, не сходя с тропинки, сделали уже не один привал, раз от разу становившийся все продолжительнее. В последний раз они устроились под еще голым кустом и так провели последние ночные часы. Оба боролись со сном и, не будь ночь такой прохладной, наверное, заснули бы. Едва небо на востоке заалело, они отправились дальше.
Наконец они добрались до опушки леса и остановились перед полого спускающейся вниз, поросшей отдельными группками деревьев равниной. Вдалеке, в нескольких километрах, виднелась поросшая лесом цепь холмов. Справа, наискосок от леса, проходила темно-серая лента дороги, скрывавшейся дальше за ближайшей группой деревьев.
Солдат тихо заметил, что им обязательно нужно обойти эту дорогу стороной.
«Жаль, — подумал Джонни, стуча зубами. Ночной холод не принес ему пользы. — Теперь мы должны ото всех прятаться, не только от своих, от немцев, которые могут схватить Густава, но и от русских». — А вслух он задумчиво пробормотал:
— Если ты так считаешь…
Они осторожно вышли из леса. Хотя вокруг было тихо и спокойно, чувствовалась какая-то напряженность. Горизонт багрово светился.
— Там что-то горит, — прошептал мальчик.
Он уже начал разбираться в пожарах. Когда после ночной воздушной тревоги где-нибудь над домами большого города показывался такой свет, Джонни знал, что это горит улица или даже целый квартал.
— Это далеко от нас, — отозвался Густав, — наверное, в Фюрстенвальде или же в Мюнхене. Там наверняка уже идут бои.
Все яснее вырисовывались очертания деревьев и кустов; уже можно было различить сосны на той стороне холма. Неожиданно в небо бесшумно взлетел сноп траекторий; трассирующие пули были похожи на жемчужины, нанизанные на нитку.
Густав выпрямился, и мальчику показалось, что тот похож на медведя, трусливо ожидающего подкрадывавшегося к нему охотника.
— Черт знает что кругом творится, — пробормотал он.
И словно в ответ из глубины леса донесся звук мотора.
— Ну ладно, — сказал солдат, и в его голосе послышались успокоительные вотки, — посмотрим, нельзя ли нам перебраться на другую сторону!
Они снова пошли, но уже быстрее.
Шум усилился. Потом стали слышны металлический звон и лязг гусениц.
— По ту сторону лощины я бы чувствовал себя спокойнее, — проговорил Густав.
— Танки скоро будут здесь? — спросил Джонни.
— Пожалуй.
Неслышимые из-за стоявшего вокруг шума, появились легкие бронемашины на колесном ходу. Они мелькали между деревьями, на секунду останавливались, наверное, чтобы уточнить путь, а затем почти бесшумно катились дальше. Чуть позже из леса с грохотом показались первые танки.
— Опоздали мы! — в отчаянии выкрикнул Густав. — Буквально на несколько минут!
Танки шли один за другим с одинаковыми интервалами. Иногда у них из-под гусениц вылетали искры. Они шли без яркого света: горели только небольшие подфарники. Джонни удивленно разглядывал длинные стволы орудий, торчащие из вращающихся башен, как окаменевшие хоботы неведомых зверей.
«Странно, — думал мальчуган, — как странно, что я совсем не боюсь. — Он только удивлялся себе, что стоит здесь и смотрит на все это, вместо того чтобы бежать отсюда сломя голову. — Интересно, какие солдаты сидят в этих железных колоссах?» — мысленно спрашивал он себя.
Джонни представлял русских в виде чудовищ, как старался им внушить школьный учитель. Однако отец, приезжавший однажды после ранения в отпуск, ни разу не говорил о русских пренебрежительно. Напротив, он упоминал о них всегда с уважением. Потом Джонни как-то увидел военнопленных. Эта картина надолго врезалась ему в память. Их гнали под строгой охраной по Кюстринерштрассе к вокзалу. Изможденные пленные, одетые в форму, уже превратившуюся в лохмотья, были больше похожи на тени, нежели на людей.