«Жив ли Густав?»
После обеда мальчуганам больше нечего было делать на кухне. Джонни заметил, как Петя спрятал свою ложку в карман. Он сделал то же самое.
«Дядя Коля не рассердится, если я подержу ее пока у себя, — подумал он. — Возможно, еще удастся и второй раз поесть тут с ними».
Правда, Джонни не особенно верил в это, так как русским нужно было двигаться дальше. Если бы он только знал, где именно он находится и куда ему надо идти, чтобы поскорее попасть в Берлин. Но кого здесь можно спросить об этом? За исключением Ганки, никто не говорит по-немецки. И тут он подумал о пленных, которые только что осаждали кухню. С ними он мог бы поговорить. Но пойдет ли с ним Петя? Он тронул его за плечо и кивнул в сторону немецких солдат. Тот понял его жест.
Группа военнопленных выросла тем временем уже примерно до пятидесяти человек. Их охранял один часовой с автоматом, довольно молодой солдат. Он недовольно помигивал, видя, как группа все увеличивается. Когда прибыла новая группа пленных человек в десять, которую сопровождал красноармеец на мотоцикле, конвоир резко что-то сказал ему. Тот, однако, лишь пожал плечами, надел защитные очки и укатил на своей машине обратно.
Вновь прибывшие робко присоединялись к остальным.
— Что, и ты тут? — спросили одного из них.
Тот резко ответил:
— Шел бы ты…
Кто-то спросил:
— Где вас взяли?
— В лесничестве Фалькенберг.
— А где линия фронта?
— Сам черт не разберет, где она сейчас проходит.
Джонни и Петя шли по лужайке. Часть пленных лежала, растянувшись на земле и тупо глядя перед собой, часть спала. Двоих из них Джонни сразу узнал. Небритого с перевязанной рукой и другого, в очках. Совсем близко от них спал солдат, который похвалялся, что ходил на советские доты. Он лежал на спине с широко открытым ртом и храпел.
— Посмотрите-ка, — вдруг сказал кто-то из гитлеровцев, — они даже детей одели в военную форму!
Джонни вздрогнул и увидел парня в черной форме танкиста, имевшего чин унтер-офицера. Рядом с ним развалился кучерявый. Оба с издевкой уставились на Петю, который невозмутимо шагал среди сидевших пленных по направлению к часовому.
— Я уже видел этого малыша возле русской кухни, — насмешливо произнес кучерявый. — А что, может быть, у них больше уже и нет взрослых солдат?
— И мы как идиоты сдаемся им в плен, — произнес танкист, — когда русские уже выдохлись.
— Может быть, нам исчезнуть?
Кучерявый бросил беглый взгляд в сторону часового, который, скручивая цигарку, по-дружески кивнул подходящему Пете. Автомат лежал у него на руках, как гитара.
— Куда вы хотите податься? — вмешался в разговор небритый солдат с раненой рукой. — Радуйтесь, что вы выбрались целыми из этого дерьма.
— Чтобы сдохнуть на каком-то свинцовом руднике в Сибири?
— Это уже геббельсовская пропаганда, — ответил небритый.
— Тебе это лучше известно, да?
Небритый недоуменно пожал плечами.
— В человечности русским все же нельзя отказать, — вмешался в разговор старый солдат в никелированных очках, — с нами обращаются вполне прилично.
— Во всем есть свой расчет, — отрезал кучерявый.
— Но вы же сами пошли на это, правда?
— С пустым желудком не очень-то разбежишься.
— Видать, кое-кому еще не надоело… — проворчал небритый.
— Не надоело! — понизив голос, ответил танкист в черной форме. — Во всяком случае, для нас с вами война еще далеко не кончилась!
Разговор затих, когда они увидели, что русский мотоциклист снова возвратился. На заднем сиденье у него сидел еще один русский солдат. Сойдя с мотоцикла, он взял автомат за ремень и направился к часовому, который все еще разговаривал с Петей.
Джонни разочаровал услышанный разговор. Ему стало как-то не по себе. Только двое старых солдат внушали ему некоторое доверие. Он подошел к небритому и поздоровался:
— Здравствуйте.
Пленный и те, кто был от него поблизости, с подозрением посмотрели на Джонни.
— Ты — немец? — спросил пленный в очках.
— Да.
— Сначала я подумал, что ты украинец или поляк. А что ты делаешь у русских?
— Я здесь случайно. Я хочу добраться домой, в Берлин.
— Тогда скоро доберешься, — сказал небритый.
— Вы тоже скоро окажетесь дома, — попытался утешить их Джонни.
— Ну да, во всяком случае, мы пока живы, — сказал небритый.
— Слава богу, — произнес очкарик. — Вчера вечером мы были еще в таком дерьме.
— Где вы сражались?
— Сражались? — переспросил он с горькой усмешкой. — Мы, два старика, не сражались. Мы бросили свои трещотки и подняли руки вверх, когда увидели русских. Это было севернее Фюрстенвальде.