— Где он находится?
— Недалеко отсюда. Пожалуй, километрах в десяти.
В это время все задвигались. Из леса вышли четыре немецких солдата с поднятыми над головой руками.
Один из часовых показал им дулом автомата на группу пленных.
— Теперь полежите тут, отдохните, — насмешливо сказал кто-то, — до Урала еще далеко.
— Трусы! Сдаться добровольно! — прошипел танкист. — Даже фельдфебель с ними!
— Давно уже такое творится, — пробормотал небритый. — В лесу, видно, еще хватает земляков. Большинство уже сыто войной по горло, только не решаются. Если так и дальше пойдет, то скоро нас на сотни больше станет.
— Часовым, кажется, немного не по себе, — заметил солдат в очках и указал на обоих красноармейцев, которые с беспокойством обходили место сбора. Один из них держал автомат наготове.
— Надо бы их просто убрать, — посоветовал танкист. — А потом всем отсюда убраться подальше. Нас уже набралась почти рота, а оружия кругом валяется сколько угодно.
— И что дальше? — спросил его кучерявый. — На Берлин?
— Ерунда, — вмешался в разговор тот солдат, что ходил на доты; он давно уже проснулся. — Глупо идти на Берлин: город почти полностью окружен. На запад надо пробиваться, к американцам.
— А они вас точно так же изловят, — сказал небритый.
— Ошибаешься, приятель. Мы им еще понадобимся, когда война пойдет дальше.
— Против кого же она будет вестись?
— Против русских. Янки и русские долго не пробудут вместе!
— О вас надо бы сообщить куда следует, — вставил солдат в очках.
Танкист привстал. Кучерявый прищурил глаза.
— Знаешь, — прошипел он, — как бы мы не устроили тебе здесь веселую жизнь, стерва!
«Надо уходить отсюда, — подумал Джонни. У него пропала всякая охота спрашивать о дороге. — Я и сам доберусь до Берлина!»
Тут его внимание привлекли два человека, которые лежали несколько поодаль от других, за кустами. Они делали вид, будто спят, а возможно, они и в самом деле спали. Джонни сразу же узнал пожилого мужчину с морщинистым, почти старым лицом и его товарища, который лежал на спине. Его возмутило, что оба они были одеты теперь в форму вермахта. И обмундирование-то на них было почти новым.
«А что, если я ошибаюсь? — подумал Джонни. Ища поддержки, он обернулся к Пете, который расхаживал вместе с часовым. — Он вряд ли поймет, если я буду объяснять ему, кто они такие».
Он подошел к солдатам.
— Вон там, — шепнул он им, — лежат двое, которых я знаю.
— Да?
Солдат устало посмотрел на него через стекла очков.
— Да, — сказал Джонни, стараясь подавить волнение. — Я видел их вчера. Оба они эсэсовцы.
Солдаты посмотрели туда, куда указывал Джонни, и пожали плечами.
— В этом нет ничего удивительного, — заметил небритый, — они переоделись в другие шмотки и теперь стараются затеряться среди нас. Конечно, каждый из нас хочет отделаться полегче. Эти парни из СС поступают так же.
— Но ведь они преступники.
— Многие из них натворили немало кровавых дел.
— Они хотели убить моего друга Густава, — поспешил добавить Джонни, — и, возможно, убили.
Солдаты молчали, не проявляя никакого интереса к сказанному Джонни.
От кухни доносились какие-то возгласы. Дядя Коля заводил лошадей в упряжку.
— Боже мой, — сказал наконец пленный в очках, — сколько людей погибло за последние дни! Мы это видели своими глазами. Почти на каждом дереве кто-то висел. Все это были те, кто не хотел больше воевать. К сожалению, им не повезло.
— Но нельзя же просто так отпустить таких убийц!
Все молчали. Вдруг пленный с перевязанной рукой сказал громко, чтобы всем вблизи было слышно:
— Нет, парень, мы в это дело не хотим вмешиваться!
Лошади уже были запряжены. Из-за фургона вышла санитарка. Она оправила гимнастерку, отряхнула синюю юбку и надела каску. Кроме санитарной сумки в руках она держала карабин. Она помогала дяде Коле погрузить ящики и коробки, которые еще лежали на земле.
Петя решительно показал рукой в сторону повозок.
И тогда Джонни осмелился.
— Петя! — крикнул он.
Петя остановился, затем направился к нему. На его лице застыло удивление.
— Эй, вы! — Джонни присел на корточки и стал тормошить за плечо пожилого эсэсовца, который лежал на животе. Он сделал это не очень вежливо, сам удивляясь собственной смелости.
Эсэсовец повернулся на спину и окинул Джонни взглядом с головы до ног.
— Вы меня, конечно, не узнаете?
— Нет, сынок.