«Свинья, страдающая манией величия», «Русские обратят ее в бегство», «Во всех несчастьях виноват он и его приспешники».
Джонни нередко слышал такие мамины рассуждения, когда они были одни в квартире. И чувствовал себя при этом очень неспокойно, так как знал, что порой и стены имеют уши.
— Эй, не мечтай, — раздался над ухом мальчика голос Густава.
Тем временем они подошли к берегу.
— Теперь все надо делать быстро. Апрель еще не самое лучшее время для купания, и, чем проворнее мы будем, тем меньше замерзнем.
Они быстро разделись, вещи связали в узелок. Бросили на воду набитый камышом брезент. Густав велел мальчику лечь на брезент животом, а узелок с вещами положить себе на шею, чтобы тот не промок. Джонни сделал все, как ему сказали. Брезент был мягкий, как матрас, и только чуть промок снизу.
Сильными толчками рук Густав уверенно толкал это оригинальное средство переправы через реку. Буквально минуты за две они добрались до противоположного берега.
— Разотрись как следует, — посоветовал солдат мальчику, когда они взобрались на крутой склон, — три как можно сильнее, пока кожа не покраснеет, как у вареного рака!
Сам он вернулся на другой берег и перевез подобным же образом рюкзак и свои вещи.
Затем они отправились вверх по течению. Железнодорожная насыпь с разрушенным мостом оставалась позади, становясь все меньше и меньше, пока совсем не исчезла в туманной дымке. Земля под ногами была влажной и немного пружинила. Иногда им приходилось осторожно обходить болотистое место или трясину. Джонни держался как можно ближе к своему взрослому другу, шедшему впереди с длинным шестом в руках, которым он нащупывал дорогу. Мальчику было немного не по себе. Он то и дело вздрагивал, когда из болотных луж поднимались и лопались зловонные пузыри. Ему казалось, что за ними все время следят злые пучеглазые болотные духи и зеленые, печально вздыхающие русалки, живущие в непроходимых топях. Джонни боялся навсегда исчезнуть в вязкой грязной трясине.
Когда утреннее солнце на ладонь поднялось над горизонтом и в его лучах растаяли последние облачка тумана, они наконец свернули от реки в сторону. По небольшой низине они дошли до соснового бора, непреодолимой стеной поднявшегося метрах в двухстах от них.
Молодые деревца были прямыми и стройными, их ветви и сучья переплелись между собой.
Солдат и мальчик прошли немного вдоль опушки, пока не натолкнулись на заросшую просеку, клином вдававшуюся в лесок.
Густав вытащил из кармана гимнастерки карту, потом военный компас, с помощью которого быстро сориентировался на местности.
— Нам не остается ничего другого, — проговорил он, сдвигая пилотку на лоб и почесывая рукой затылок, — кроме как попытаться пробраться вот здесь.
«Через этот запутанный лес? — хотел было спросить Джонни. — Так он еще более непроходимый, чем колючая изгородь вокруг замка спящей красавицы…»
Солдат, словно угадав мысли мальчика, пояснил:
— Здесь короче всего.
«Здесь пробьется только тот, кому это действительно очень нужно. Кто знает, — мысленно утешал себя Джонни, — может, Густав выполняет какое-нибудь особо важное задание?»
Широкими сильными плечами Густав помогал себе прокладывать путь. Ему то и дело приходилось пускать в ход толстую палку. Но ветви и сучья мстительно хлестали по рукам и ногам. Сосновые иглы и мелкие кусочки коры падали за воротник, прилипали к потной шее, вызывая нестерпимый зуд. Джонни с облегчением вздохнул, когда они наконец наткнулись на узкую тропинку, идти по которой было легче.
Солнце поднялось уже над верхушками деревьев, когда они вышли на поляну — крохотную такую, не больше цирковой арены. Остановившись на прогретом солнцем пятачке, Густав сбросил с плеч рюкзак, а мальчик тут же устало опустился на росшую островками траву.
— Что, тяжеленько было, а? — спросил солдат.
Джонни подвернул брюки и посмотрел на свои израненные ноги. Они горели так, словно он добрый час простоял в муравейнике.
— Если бы у меня были ботинки, — пробормотал он.
Густав задумчиво потер подбородок.
— Сперва немного отдохни, — сказал он наконец.
Джонни сосал шоколад, который солдат достал ему из своей сумки, и мечтательно глядел в голубое небо. Накануне вечером шоколад показался ему гораздо вкуснее. Вдруг вдали снова раздался шум. Наверное, он и не прекращался, просто мальчик не обращал на него внимания. Шум доносился приглушенно, то с одной стороны, то с другой.