— Да, я знаю, — сказал Бриджер. — Ещё одна из девяти миллионов групп бесполезной органики, которыми развлекаются химики, каждый год изобретающие подобную ерунду. Продолжайте.
— Так вот, Блоджетт возился с этой дрянью, и обнаружил, что с помощью каких-то из этих соединений можно подавить катаболизм почти любого позвоночного степени. В особенности одно, которое он называет Номером 34… Кажется, оно вызывает неограниченную эстификацию с асимптотически уменьшающим катаболизмом у Rattus (крыс) и Cavia (свинок). Не только это… Средство оказывает различные непредсказуемые воздействия на скорость многих неорганических реакций. Вероятно, поэтому наша одежда и прочие вещи не распались на части.
Номер 34 — то вещество, которое было у него в склянке. При нормальных температурах это не газ, а жидкость с высоким давлением пара. Я не знаю, открыл ли он клапан специально, когда увидел, что нас ожидает авария, или это произошло в результате столкновения, но он, безусловно, оказал нам хорошую услугу. Вещество, естественно, испарилось с невероятной скоростью и наполнило автобус, а в конечном счёте, и туннель тоже — вот почему мы его почувствовали. Так или иначе, вот мы и здесь!
— Понятно, — сказал Бриджер. — Тогда, во-первых, остается неясным, как долго мы проспали. Скорость роста волос и ногтей должна уменьшаться асимптотически, как и все остальное. Но почему нас не выкопали? Можно подумать — нет, у меня возникает мысль… Всё указывает на землетрясение и довольно серьёзное.
— Я не знал, что в пределах сотен миль отсюда имелись активные разломы земной коры, — возразил Ше-рер.
— Мне тоже ни о чём подобном не известно; должно быть, неактивный разлом решил оживиться. Такие вещи происходят — в 1811 году в нижней дельте Миссисипи произошло просто огромное землетрясение. Если наше землетрясение было достаточно мощным, то люди были настолько заняты откапыванием самих себя, что у них не нашлось времени, чтобы побеспокоиться об одном пропавшем автобусе где-то среди холмов. А когда они вспомнили о подобных случаях, то не стали прилагать больших усилий. — Он резко остановился. — Скажите, Эмиль… вы не замечаете ничего забавного в звёздах?
На хребте почти не было деревьев, и открывался хороший вид на небо. Шерер взглянул вверх.
— Я вижу, что вы имеете в виду; я не астроном, но я достаточно спал на открытом воздухе, чтобы получить хорошее представление о том, как они должны выглядеть. Давайте посмотрим — где Большая Медведица и Полярная звезда? — Он медленно сделал оборот в полные триста шестьдесят градусов. — Я не вижу их — или чего-нибудь похожего, — согласился он. — Это созвездие похоже на Весы, но оно слишком длинное, и не хватает пары ярких звёзд. Скажите — давайте посмотрим, может, кто из компании знает о звёздах?
Некоторые члены группы всё ещё не спали. Рут Пьерн сказала, что она немного знает: «Потому что, ей-богу, я потратила достаточно времени, пытаясь объяснить это своим шестиклассникам».
Джулиус Ааронсон совершенно неожиданно оказался астрономом-любителем со стажем.
— Я был третьим человеком, который сообщил о новой комете в прошлом году, — с гордостью заявил он. Когда он взобрался на вершину хребта, то сразу же объявил, что он никогда не видел подобных скоплений звёзд, ни на диаграммах, ни в самодельный телескоп на своём заднем дворе. Учительница подтвердила его мнение.
Шерер ударил кулаком по ладони.
— Это всё объясняет! — воскликнул он. — Всё сходится. Через несколько сотен или тысяч лет созвездия могут несколько измениться, но они всё равно будут узнаваемы. Но спустя миллион лет или более, звёзды сдвинутся с места так, что вы не сможете их узнать. И это бы заняло, по меньшей мере, столько времени, что наши знакомые суслики, летучие мыши, ну и все прочие, превратились бы в животных, которых мы видели. Вероятно, более крупные млекопитающие нашего времени в основном вымерли. Старая добрая история — филюм (то бишь тип) становиться слишком крупным и узко специализированным; изменение климата или что-то ещё стирает его с лица земли, а подкласс меньших, более приспособленных животных увеличивается и занимает его место. Парни, мы ужасно далеко от дома!
Потребовалось немного времени, чтобы все усвоили услышанное. Ааронсон заговорил первым:
— Вы имеете в виду, что мир — наш мир — пропал? — робко сказал он. — Мы не можем вернуться назад, никогда? И все наши друзья и родственники, должно быть, мертвы?