— То, что случилось с миссис Тахион, — Свидетельство Ущербности Нашего Общества.
— А что это значит?
— Значит, это плохо.
— Что у нее нет родственников? Ну, вряд ли правительство может их ей…
— Нет, что у нее нет дома и она бродяжничает и спит где придется. Что-то надо с этим делать!
— Ну, можно пойти и навестить ее, — сказал Джонни. — Она в больнице Святого Марка, это недалеко.
— А чем это поможет?
— Ну, возможно, немного поднимет ей настроение.
— Ты знаешь, что почти каждую фразу начинаешь с «ну»?
— Ну…
— Если мы отправимся навестить миссис Тахион, это ничем не поможет в Борьбе с Преступным Невниманием к проблемам бездомных и душевнобольных, так?
— Наверное. Просто, может, немножко приободрит ее.
Кассандра на некоторое время умолкла, потом призналась:
— Если тебе непременно надо знать… я не люблю больницы. Они битком набиты больными.
— Мы могли бы принести ей что-нибудь… что-нибудь такое, что она любит. И может, она обрадуется, когда узнает, что Позор жив и здоров.
— И там воняет, — гнула свое Кассандра, пропустив его слова мимо ушей. — Дезинфекцией. Гадость…
— Если подойти близко к миссис Тахион, то других запахов не слышно.
— Ты мне назло это говоришь, да? Только потому, что я терпеть не могу больницы?
— Я… я просто подумал, что было бы хорошо навестить миссис Тахион. И вообще, ты же навещала стариков в больницах и даже получила за это медаль герцога Эдинбургского.
— Да, но тогда в этом был хоть какой-то смысл.
— Мы могли бы подойти, когда время посещений уже почти закончится, так что не придется там задерживаться. Так все делают.
— Ладно, уговорил, — сказала Кассандра.
— И надо все-таки что-нибудь ей принести. Обязательно.
— Апельсины и все такое?
Джонни попытался представить, как миссис Тахион ест апельсины. Не получилось.
— Я что-нибудь придумаю, — сказал он.
Гаражная дверь хлопала на ветру.
Внутри гаража имело место следующее.
Во-первых, цементный пол. Старый, потрескавшийся, заляпанный машинным маслом. На нем навеки запечатлелись следы лап. Не иначе как некогда по незастывшему цементу пробежала собака. Такое всегда случается, когда кладут цемент. Еще на нем было два отпечатка ботинок. Время наполнило их маслом и пылью. Словом, отпечатки полностью слились с цементным полом.
Во-вторых, верстак.
В-третьих, велосипед. Почти полностью. Перевернутый вверх колесами и окруженный беспорядочно разбросанными инструментами и деталями. Картина наводила на мысль, что кто-то преуспел в искусстве разбирания велосипеда на части, но не достиг значимых успехов в мастерстве сборки этих частей обратно в единое целое.
В-четвертых, газонокосилка, безнадежно запутавшаяся в поливочном шланге, что всегда происходит в гаражах и на самом деле совершенно не важно.
В-пятых, магазинная тележка, битком набитая мешками всех видов и размеров, среди которых доминировали шесть больших черных пакетов.
В-шестых, несколько банок с соленостями, которые Джонни прошлым вечером аккуратно составил столбиком. Так они и стояли.
В-седьмых, объедки жареной рыбы с картошкой. Позор был твердо убежден, что кошачьи консервы придумали не для него.
В-восьмых, пара горящих желтых глаз в тени под верстаком.
И все.
ГЛАВА 3
Мешки времени
Если уж говорить начистоту, Джонни и сам не любил больницы. В большинстве своем люди, которых он приходил навещать, попадали в эти заведения, чтобы остаться там до конца дней своих. И несмотря на все картинки на стенах и растения в горшочках, в больницах все равно было неуютно. В конце концов, никто не оказывается здесь по своей воле.
Но Керсти знала, как быстро найти дорогу. Она приставала к людям в больнице с вопросами и не отвязывалась от них до тех пор, пока не получала ответ. В результате у них с Джонни ушло не так уж много времени, чтобы отыскать палату миссис Тахион.
— Это она, да? — спросила Керсти, кивнув на длинный ряд больничных коек. Рядом с одной или двумя из них не было посетителей, но определить, которая принадлежит миссис Тахион, не составляло никакого труда.
Миссис Тахион сидела на кровати в больничной пижаме и черной фетровой шляпе, поверх которой она нацепила пару больничных же наушников.
Старая леди напряженно таращилась в пространство прямо перед собой и восторженно подпрыгивала на заваленной подушками койке.
— На вид она вполне довольна жизнью, — заметила Кассандра. — Что она слушает?
— Не могу вам точно сказать, — ответила медсестра. — Знаю только, что наушники ни к чему не подключены. Вы ее родственники?
— Нет, мы… — начала Кассандра.
— Это нам в школе поручили, — вмешался Джонни. — Ну, знаете, помогать старикам, помогать им ухаживать за садом и все в таком роде…
Медсестра посмотрела на него удивленно, но волшебное «в школе поручили», как всегда, безотказно сработало.
Она принюхалась.
— Это уксус?
Кассандра осуждающе посмотрела на Джонни. Он изо всех сил старался выглядеть невинной овечкой.
— Мы принесли апельсины, — сказал он, продемонстрировав медсестре свой пакет.
Когда Джонни и Кассандра принесли стулья и сели у кровати миссис Тахион, та никак не отреагировала.
Джонни никогда раньше не разговаривал с ней, если не считать короткого «извините», когда она бодала его своей тележкой. И теперь он не знал толком, с чего начать.
Кассандра подалась вперед и освободила одно ухо старухи от наушника.
— Здравствуйте, миссис Тахион!
Миссис Тахион перестала подпрыгивать на кровати и поочередно осмотрела маленьким глазом-бусинкой сперва Кассандру, потом Джонни. Глаз был черный, а обесцвеченная перекисью челка, похоже, побывала на бигуди, но все равно было в миссис Тахион что-то от неуклонно надвигающейся горной лавины.
— Да-а? Это ты так думаешь! — сказала она. — Булочник, перезвони завтра. Мы возьмем поподжаристей, чтобы с корочкой! Бедная старая склочница, да? Это ты так думаешь! Десница тысячелетия и моллюск? Зубы и корсеты даром? Может, кому-то это и по вкусу, но меня увольте, спасибочки! Шо, бананов нема? У меня есть дом, еще какой, но сейчас там кишмя кишат черные. Шляподарю.
— С вами хорошо обращаются? — спросила Кассандра.
— Да не волнуйся ты! Прямо как дождь и вдвое против девятицентовика! Ха! Тик-так-бум! Пусть попробуют, а я посмотрю. Пудинг на сладкое. Конечно, я помню, когда вокруг были сплошь луга, но меня будут слушать или нет?
Кассандра в замешательстве посмотрела на Джонни.
— По-моему, она немного… ей немного не по себе. Она не понимает ни слова из того, что я говорю.
— Но мы ведь тоже не понимаем ни слова из того, что говорит она, — возразил Джонни. Лично ему было не по себе всегда и всюду.
Миссис Тахион снова нацепила наушники и принялась скакать на постели.
— Просто не верится, — сказала Кассандра. — Простите. — Она сняла наушники с черной фетровой шляпы и приложила к уху. — Медсестра говорила правду. Ничегошеньки.
Миссис Тахион счастливо подпрыгивала на больничной койке.
— Каждую минуту кто-нибудь рождается! — продекламировала она.
А потом она вдруг подмигнула Джонни. Это было обнадеживающее такое подмигивание, с хитрецой. Планета Тахион подмигнула планете Джонни.
— Мы принесли вам апельсинов, миссис Тахион, — сказал он.
— Это ты так думаешь.
— Апельсины, — твердо сказал Джонни и показал миссис Тахион, что лежит у него в пакете: завернутая в восковую бумагу жареная рыба с картошкой. От свертка поднимался пар.
Глаза старухи радостно распахнулись. Из-под одеяла выпросталась костлявая лапка, метнулась к пакету, схватила сверток и снова скрылась под одеялом.
— Он и его плащ, — сообщила миссис Тахион.
— Не стоит благодарности. Гм. Я забрал вашу тележку, чтобы с ней ничего не случилось, пока вы не поправитесь. С Позором все хорошо, хотя, по-моему, ел он очень мало: только немного жареной картошки и мою руку.