— Давай, Дэн, теперь ты, — обрадовал Джонни приятеля.
Дэн непонимающе воззрился на Джонни.
— Ну, чего тебе непонятно? Как ты из казармы в таком виде выйдешь? Это ж вечером никто не обратил внимания, что форма не твоя и вообще не наша! А сейчас же на раз спалишься! Давай, Дэн, вниз, там немного пройдёте, тебя говнолаз подсадит, вылезешь уже снаружи и спокойно пойдёшь в санчасть.
— Джонни, если я приду в санчасть весь в говне, никто ничего не заметит, да? — Дэн, судя по отчаянному мотанию головой, всё очень хорошо понял, но не хотел.
— Ой, да скажешь, что обделался — с кем не бывает? Если тебе страшно, давай помогу!
— Если ты мне поможешь, я из этой ямы не вылезу ни за что!
— Жить там будешь? — удивился Джон.
— Не буду! — сурово отрезал Дэн.
Джонни ласково печально посмотрел на товарища. Так рисковать из-за каких-то какашек! Принципиальный, коммунист, сам ведь недавно говорил, что жизнь — дерьмо. Ладно — он хотя бы придумал и предложил, а выбор, конечно, за Дэном.
— Давай тогда этих вытащим, что ли? — сердито пробурчал Джон.
Вытаскивать наверх двоих Джон счёл лишним, потому, лишь вытащив при помощи Дэна из щели самую широкую часть второго номера, первому было предложено подниматься самостоятельно и без стеснений. Кого ему уже стыдиться? Тот резоны принял, и вскоре уже сам помогал товарищу высунуть из щели голову.
— Теперь идёте в санчасть. И что там говорите? — напутствовал их Джонни.
— Обкакались, — понятливо дружно ответствовали резервисты.
— Так валите, засранцы! — дал команду Джон.
— Отделение, подъём! — заорал кто-то за стенкой.
Утро нового дня официально по-военному начиналось с зарядки. Только Джонни с Дэном этот момент как-то упустили, не сочли достаточно важным и спокойно прошли вслед бегущим сломя головы бойцам. Что явилось их первой роковой ошибкой. Все очень спешили на плац, стремясь занять местечко получше, то есть подальше от начальства. Опоздавшим пришлось становиться в первый ряд.
Вторым роковым стечением обстоятельств стала личность сержанта, проводившего гимнастику. Та самая, прибитая кирпичом на топот из-за плеча Джонни. Чело высокого начальства украшала пламенеющая гуля, а очи пылали радостью узнавания. Джон его тоже узнал и сперва даже удивился. Вроде бы ещё вечером был без сознания! Хотя не факт, что оно его, вообще, когда-либо навещало.
Но зарядка закончилась, и Джон быстро соскучился. Вместо того, чтобы отпустить бойцов на санпроцедуры и завтракать, это военное чудо принялось молча прогуливаться рядом с Джоном, юмористически на него поглядывая. Он столь откровенно поглядывал на Джона, что был заподозрен в нездоровых наклонностях и, учитывая облик Джонни, дурном вкусе. Джон со скукой следил за его эволюциями. Ну, сколько можно-то? И чего он так пялится? Он же ему здесь, а равно в любом другом месте, ничегошеньки сделать не может! При народе не посмеет, уединяться с Джоном тоже не фонтан. Единственное, что интересовало Джона, сержант — дурак или извращенец? Скорее первое — решил Джон. Предположить совмещение Джону не позволяла забитая в подсознание почтительность к мундиру. Их честным, просолённым потом и кровью гимнастёркам! Разочарование постигло Джона из-за гражданского Дэнова поведения.
— Господин сержант, разрешите… — не смог он договорить, получив от унтера под дых. Но подышал, и, не осознав драматизму и торжества момента, снова взялся за своё.
— Господин сержант, разрешите обратиться! — прохрипел Дэн, разогнувшись.
— Лечь! Десять отжиманий, — откликнулся военный, не отрывая пламенного взора от конопатой личности Джона.
Джон позволил себе неуверенную улыбку, пытаясь высказать сержанту дружелюбие. Но тот был настроен с явным предубеждением и, приблизившись вплотную, подколодным змеем прошипел, — Чего лыбишься, урод?