А Харпёр, уже привыкнув к жизни без битья, высвободившееся от побоев время использовал для самообразования — изучал инструкцию по кухне. Интересно ему было, за что же он так долго страдал и были ли для того юридические основания. Вот дошёл он до параграфа «…посторонним, а так же всем прочим в повседневной одежде строжайше запрещается…», и тут как тут посторонний, да ещё и с хамскими вопросами и с наглой мордой. Чуткую, жалостливую душу Харпёра просто достали голодные попрошайки, кроме Джона, конечно. В руку Томаса сам собой лёг удобной ручкой увесистый черпак, и вечный дежурный, не вдаваясь в знаки различая и мотивы вторжения, приступил к выдаче доппайка.
Отоваренный сержант явился за медпомощью, был узнан Джоном и направлен его наущением на флюорографию — типа сестричке не понравился цвет его лица, особенно под глазками. Джонни скромненько из кабинки управления дал испытателю последние инструкции — куда встать, к чему прислониться, сказал: «не дышите» и опустил рубильник. Говорить «дышите» было уже не зачем, да и некому, фактически, а рентген-агрегат загорелся. К счастью, огнетушители в санчасти были исправны, быстро ликвидировав возгорание, Джон волоком вернул сражённого рентгеном сержанта на исходную позицию в приёмной, типа, он только что пришёл. Как с пожара весь в пене прибежал и упал на последнем издыхании. Ну, такую свою официальную версию озвучил Джонни дежурной сестричке.
— Как сержантам-то не везёт, Господи! — жалостливо и непонятно воскликнула сестричка.
Джон попросил с этого места поподробнее. Оказалось, что сержант, доставленный в санчасть без сознания, был другой, он так и лежит. Голова у него кружится и тошнит беднягу. И он такой не один, с ним ещё трое потерпевших, но их сегодня отпустят. На них действительно кто-то напал в развалинах — избили и обобрали. У сержанта пропали деньги, часы и пистолет.
— Совсем совести у людей нет! — воскликнула девчушка.
— Ага, — задумчиво кивнул Джон, — совесть у него пропала раньше.
Джонни направился взглянуть на страдальца чисто из интересу, и его чуткость получила заслуженную награду. В комнатке временного стационара, кроме травмированного, обнаружился Карл, боец с КПП. Пришёл навестить раненного товарища.
Жандарм
Джон встрече обрадовался, Карл удивился, но оба не подали вида. Джонни буркнул, что пора свиданку закруглять и, вообще, делом надо заниматься.
— Вот ты, пойдём, поможешь, — обратился он к Карлу, уходя.
Карл изобразил вынужденную покладистость и пошёл следом. В фотолаборатории Джон усадил нового приятеля за рабочий стол. Со словами: «А мы кофейку сейчас», налил воды в прибор для стерилизации инструментов и нажал на клавишу пуска. Заметив недоумение Карла, Джон объяснил, что до фотолаборатории здесь была обычная процедурная, только её перенесли, а стерилизатор не перенесёшь, потому что розетки запрещены, чтобы персонал на себя ток не мотал. Вот и стерилизуют тут всякое, ещё и за кипятком постоянно лазят, достали, блин.
— Да ты не думай чего, всё стерильно, фирма гарантирует, — попытался Джон снять напряжение каламбуром, доставая банку растворимого кофе, одолженную Харпёром из офицерского довольствия.
— Ага, а ничего, что там вон то плавает? — опасливо спросил Карл, указывая на медицинский инструмент.
— Ну, ты даёшь! Они ведь железные! Получай, — протянул Джон приятелю кружку. Достал из стола кулёчек сахару, — угощайся.
— Спасибо. А ты? — Карл его немного стеснялся.
— Кружка одна, давай по очереди.
— Тогда ты первый!
— Ладно. А ты, раз рот свободен, расскажи, как твоего сержанта угораздило.
— Да напали и всё. Что тут рассказывать? А ты что тут делаешь?
— Приятель попросил подменить, надо ему, — уклончиво ответил Джон, прихлебнув из кружки.
— Правда, настоящее кофе?
— Правда, можешь поверить. На слово, — усмехнулся Джон.
— Да ладно тебе, не жадничай!
— А ты не ври. «Просто напали», — передразнил его Джон.