В это же самое время в гостинице «Свинья и апельсин» происходила подготовка к очередному поединку – норвайский рикс получил вызов сразу от двоих дворян и решил объединить обе дуэли в одну.
– И что они к тебе липнут? – с лёгкой завистью бормотал риттер фон Тетюш, подавая северному варвару его верную секиру. – Сколько мечей уже продал?
– Деньги лишними не бывают. Тем более выручку за коней я вкладываю в общую кассу.
– Добытчик, ага. Я надеюсь, ты этих дворянчиков убивать не собираешься?
– Зачем? – удивился норваец. – Разве можно убивать баранов, с которых регулярно стрижёшь шерсть? Эх, Серёга, нет в тебе коммерческой жилки.
Потом последовала обязательная процедура составления дуэльного протокола и утрясание списка переходящих к победителю трофеев. Противники норвайца оказались людьми небогатыми, поэтому потребовали от рикса указать всё, что на нём было в тот момент, включая давно нестиранные, но очень ценные портянки из синийского шёлка. Ну а так как северный варвар носил сапоги сорок девятого размера, то заматывал свои лапищи в эквивалент годового дохода с небольшой деревеньки.
– Крохоборы, – ругался Вова. – За грош удавятся, а за три на ослице женятся.
Но вот наконец с бюрократическими формальностями покончили, и распорядитель скомандовал:
– Начинайте, господа!
Первым, точнее правым, противником норвайца оказался имперский барон Лиордан де Конкур, невысокий худощавый юноша с цепким взглядом профессионального бретёра. Слева крутил восьмёрки мечом шевалье Альфонсо ди Памплон, являющийся почти полной противоположностью своего приятеля и напарника. Рослый, с распирающими потёртый камзол мышцами – этакий эталон истинного арийца с наивными глазами новорождённого телёнка.
Удивительно, но инициатором приведшей к поединку ссоры стал именно шевалье, не далее как два часа назад плюнувший Вове в кружку с пивом. Это он, вытирая с лица перемешанную с кровью обильную пену, прокричал формулу вызова. Решивший успокоить товарища имперский барон получил в ухо тарелкой с мочёным горохом и был вынужден присоединиться к требованиям дать удовлетворение.
– Что же вы медлите, господа? – норваец приглашающее взмахнул секирой. – Только что кое-кто собирался порубить меня на куски, а как дошло до дела, так исполнять обещанное не слишком торопится.
Попытка вывести противников из равновесия не увенчалась успехом. Они и в самом деле никуда не торопились, наслышанные об опыте предшественников, чьими действиями руководили эмоции, а не разум. Наконец барон сделал выпад, выглядевший скорее для обозначения намерения драться, а не попыткой нанести удар, и в это же время шевалье с удивительной лёгкостью скользнул норвайцу за спину.
Вова не глядя отмахнулся назад секирой и с удивлением услышал сдавленный крик. Бросив мимолётный взгляд, он увидел ди Памплона, прижимающего левую руку к рёбрам.
– Не ожидал от вас такой невнимательности, шевалье!
Тут же пригнулся, пропуская над головой меч атаковавшего барона, и с силой пробил обухом в колено противника. Хруст если и был, то его заглушил дикий рёв, в котором слышались нотки скорее недоумения и ярости, чем боли.
– Пардон, мусью, но в нашем нелюбовном треугольнике именно вы оказались лишним. Вам одолжить костыли за символическую плату?
– Бейся честно, варвар! – барон вовсе не собирался сдаваться.
– Биться честно? – удивился норваец? – Господа, неужели я похож на идиота? Правилами поединка предусмотрено отсутствие всяких правил, так что…
Блямс… отбитый лезвием секиры метательный нож запрыгал по выложенной тёсаным камнем площадке.
Рыжая ведьма наблюдала за поединком с небольшого балкончика, специально сделанного на случай зрительского интереса к дуэли, и рассеянно обмахивалась новеньким синским боевым веером, неизвестно какими путями попавшим в столицу империи. Какая-то ненормальность происходящего не давала ей покоя, только никак не получалось определить, в чём именно эта ненормальность заключается. Ведьминские способности, вопреки расхожему мнению усилившиеся после замужества, а не пропавшие, кричали об опасности. Даже вопили об опасности, но, к сожалению, не указывали на её источник.
Ирка повернула голову к мужу, сидевшему рядом и читавшему потрёпанную книгу:
– Ванечка, ты не видишь ничего странного?
Оклендхайм-младший, не отрываясь от увлекательного занятия, усмехнулся:
– Да тут всё странное, дорогая моя. Начиная от самого мира, в который мы попали, и заканчивая количеством желающих отправить нас на тот свет с соблюдением ритуалов и приличий.