========== Джонни Ринго ==========
Протяжные гудки вновь сменяются частыми и краткими. Не отвечает. Что, если на этом всё и закончится? В последнее время ссоры не редкость, но такой, как сегодня, точно ещё не было. Пронзительные крики, разбитая посуда, пощёчина, отвратительные слова… Что, если они перешли точку невозврата? Вновь эти короткие гудки и никакого ответа. Сбрасывает трубку. Чёрт!
Он с чувством отвращения к самому себе, пошатываясь, брёл по тёмной, пустынной улице, раз за разом нажимал кнопки телефона и прикладывал его к уху. Противное чувство после выпитого стакана дешевого виски усиливала бесконечная морось. Мерзко. Намокшие волосы прилипали ко лбу, а злость росла с каждой секундой. Сейчас он наверняка выглядит как ничтожество.
Я понимаю, что тебе нелегко, но в её положение тоже можно войти, говорил лучший друг Джонни. Она волнуется, ведь единственного кормильца просто взяли и вышвырнули с должности.
Да, именно вышвырнули. Без объяснений.
Прости, Джонни, знаю, это неожиданно, но с сегодняшнего дня ты здесь больше не работаешь. Ты отличный парень, поэтому без труда найдёшь работу.
Ну да, конечно. Жирной свинье, как он, легко такое говорить. Пусть попробует найти работу в этом городе! Даже заранее не предупредил, ублюдок.
Неудивительно, что Энни волнуется: попробуй прожить на оставшиеся в закромах гроши с маленьким ребёнком на руках. Он всё прекрасно понимал. Он делает всё возможное, чтобы найти работу, но постоянные причитания, перерастающие в истерику со слезами, мешают сосредоточиться. Он ищет работу и найдёт, но не за неделю же!
Как он устал от этих ссор…
Уверен, если бы Ребекка была повзрослее, Энни бы тоже стала работать — вдвоём легче, чем одному. Повезло тебе с ней — всегда поддержит в трудную минуту.
Алан прав, Энни идеальная женщина. Одновременно сильная и нежная. Удивительно, что такое сокровище вышло замуж за такого, как он. Ущербное ничтожество, которое с затуманенным от алкоголя разумом плетётся по грязной улице, словно промокшая беспризорная псина. И эта женщина родила ему дочь! Подарила комочек счастья, который только недавно научился ходить на своих крохотных ножках. А он, это ущербное промокшее ничтожество, даже не в силах их прокормить.
Эй, Джонни, всё наладится, главное не опускать руки. Я могу дать взаймы и, если хочешь, расспросить знакомых — вдруг кому-нибудь нужен…
Спасибо, он уж как-нибудь сам. Пусть он уже стоит на краю обрыва, гордость до последнего останется с ним. Алан прекрасный друг: всегда выслушает и поможет, но для Джонни будет унизительно получить место не своими силами. Лучше сдохнуть в канаве, чем уже в который раз остаться в долгу у этого добродушного человека, верящего, что у него — Джонни Ринго, ущербного промокшего ничтожества, — ещё есть шанс всё исправить.
Энни простит тебя, как только извинишься.
Какая глупость. Разве это возможно? Как она простит его после всех этих криков и едких слов? А теперь он ещё и напился: она ведь не любит, когда от него пахнет алкоголем. Если он встанет на колени, скажет, что последняя сволочь, и сердечно извинится за это… она его простит? Может быть, а может, и нет. Возможно, она уже собрала вещи и ушла к маме, и теперь делится с ней своим горем. Она сильная, но иногда тоже чувствует себя слабой.
Почему всё это происходит именно с ним?
Ему надоело ходить по этим грязным серым улицам, надоело стучаться в двери и слышать отказы, надоело выскребать из карманов последнюю мелочь, надоело смотреть по телевизору на этих зажравшихся, вечно улыбающихся звёзд. Надоело. Его раздражает это жалкое существование.
Как же тяжело жить…
В последние дни он думает об этом всё больше и больше. Он сломался? Так просто? А он ничтожнее, чем казался! Ничтожнее…
Джонни шёл медленно и неуверенно, опирался о стены домов. Он уже забросил названивать и убедил себя, что когда откроет входную дверь, его встретит лишь звенящая пустая тишина. Ему некуда спешить. Да и незачем.
Он вышел на перекрёсток двух улиц и ступил на блестящий в свете фонарей чёрный асфальт. Он шёл, не замечая, как с визгом и оглушительными сигналами клаксона на него летит машина.
Удар о бампер, короткий полёт и жёсткое приземление.
Это конец.
***
Яркий свет виден даже сквозь закрытые веки. Джонни открыл глаза. Это не комната — нет ни стен, ни пола, ни потолка. Это белая пустота, которая окутывала со всех сторон, и не видно её конца. Слышны только свистящие вздохи. Куда он попал? Как выбраться отсюда? Осмотревшись, Джонни пошёл. Куда угодно, главное идти — эта ослепляющая бескрайняя белизна давила на него, вызывала легкую панику.
Он не шёл, а словно парил, пусть и двигался своей привычной походкой — размашистой и пружинящей. Ничто не касалось его ног… Только сейчас он понял, что они босы, да и одежда совсем не та: вместо заношенной куртки и потёртых джинсов тела касалась мягкая хлопковая рубаха с длинным подолом. Почему он не в своей одежде? Как выбраться отсюда?
Джонни побежал, вытянув руки. Здесь должна быть дверь, здесь должен быть выход. Почему он тут? Ему нужно выбраться отсюда.
Что-то скрипнуло позади. Вдалеке, среди белой пелены, выделялось пятно — небольшое и чем-то похожее на неровный шестиугольник, угловатый темный контур выделял его с одного бока. Раздался протяжный скрип, и контур стал жирнее. Неужели это… дверь? Но ведь раньше её здесь не было — Джонни это точно помнил. Хотя какая разница, он выберется отсюда.
Интуиция не подвела: это действительно дверь. Вот только, если издалека она казалась огромной, то теперь, вблизи, была так мала, что через проём можно только проползти. Но в любом случае это всё ещё дверь. Выход отсюда.
Он с трудом протиснулся в проём. Это оказалась труба, тёмная и очень узкая. Джонни полз, прижавшись грудью к холодному железу, полз, отталкиваясь только пальцами ног и еле приподнимаясь на предплечьях. Бесконечная труба расширялась на поворотах, но стоило Джонни, извиваясь, преодолеть крутые изгибы, труба снова сжимала его в тисках. В гробовой тишине рваное дыхание, шорох рубашки и глухой стук локтей по железу эхом раздавались в узком коридоре, и казалось, что эти давящие со всех сторон стены никогда не отступят.
Джонни не мог больше ползти. Сердце отбивало сумасшедшие ритмы; в голове мутнело от недостатка воздуха; жутко болела спина; колени и локти ободраны до крови. Он устал. Устал бороться, извиваться, как ничтожный земляной червяк. Обидно, что он не доберётся до выхода, но он больше не может.
Джонни устало опустил голову и последний раз поглядел в бескрайнюю темноту… Дверь! Он всё-таки добрался до выхода, он смог. Джонни снова ожил, снова принялся отталкиваться ногами и ползти, ползти к маленькой двери, такой осязаемой и словно светившейся изнутри.
Толкнув деревянную дверцу, Джонни вывалился из трубы и распластался на мягкой поверхности. Грудь часто вздымалась и опускалась, а в висках колотила кровь, но с лица Джонни не сходила счастливая улыбка. Он большой молодец. Он выбрался из этого ужасного тоннеля и совсем скоро будет дома.
Джонни Ринго приподнялся на локтях и огляделся. В тусклом свете он разглядел весёлый рисунок коврового покрытия, кровать в углу, полки с мягкими игрушками, картинки на стенах… Детская. Джонни подумалось, это место что-то ему напоминает. Но что именно — никак не приходило в голову. За письменным столом сидел мальчик и, болтая ножками, в единственном жёлтом свете настольной лампы чем-то увлечённо занимался. Джонни решился подойти ближе и, заглядывая за спину мальчика, тихо, чтобы не напугать его, сказал: