— Не отставать! Шагом марш!
Это шёл отряд, который расстрелял Пампкина. Они были совсем близко, за его спиной. Джонни не повернул головы. Вот они прошли мимо него, и в его поле зрения попали их спины. Это были гренадеры в медвежьих папахах, с отвёрнутыми фалдами, из-под которых виднелись белые рейтузы. Квадратные алые плечи, и на каждом плече — мушкет. На конце каждого мушкета — круглый злобный глазок, и каждый глазок, казалось, устремлён на него. Восемь беспощадных глаз. Казалось, что смотришь в лицо самой смерти.
Джонни был мальчик храбрый и предприимчивый, от драк не увиливал никогда, а драк на пристанях хватало. Ни разу ещё ему не приходилось усомниться в собственной отваге. А сейчас усомнился.
Он не мог себе представить, чтобы кто-нибудь имел мужество устоять против этих кровожадных маленьких глаз. Сам он ни за что бы не устоял.
А Рэб, неужели и он когда-нибудь испытывал такое? Глядя на него, невозможно себе это представить. Если у него когда и были колебания, он ими ни с кем не делился. Джонни решил и сам держаться так. Смерть Пампкина, однако, потрясла его.
X. «Мятежники, разойдись!»
1
Четырнадцатое апреля, 1775 год.
Агенты генерала Гейджа — они выдавали себя за безработных янки — выполнили задание и вернулись. Все полковники собрались в губернаторском доме, чтобы вместе с генералом Гейджем послушать отчёты этих агентов. Об этом узнали и Джозеф Уоррен и Поль Ревир. Джонни Тремейн и тот знал. Впрочем, узнать, что агенты вернулись и отчитываются перед главнокомандующим, было нетрудно, а вот что же они рассказали — этого не знал никто.
Пятнадцатое апреля.
Это число пришлось на субботу. Все полки получили приказ за подписью самого Гейджа. Гренадерские и стрелковые соединения снимались с дежурства вплоть до особого распоряжения. Должно быть, предстояли какие-то манёвры.
Джонни своими глазами видел приказ, вывешенный в нижнем коридоре «Чёрной королевы».
— Новые манёвры! — проворчал какой-то офицер. — Что это вздумалось старушке Гейджу?
Зато лейтенант Стрейнджер присвистнул и рассмеялся, прочитав приказ.
— Ну вот, — сказал он, — это уже похоже на дело.
Каждый полк имел две роты, предназначенные для выполнения специальных заданий. Эти пехотные части состояли из самых смышлёных и энергичных солдат в полку. Лейтенант Стрейнджер был пехотным офицером. Стрелки-пехотинцы были снабжены самыми лёгкими видами оружия, вели разведку и использовались для фланговых обходов. В гренадерский полк обычно набирали парней высоких, проворных, сильных, из тех, что рвутся в бой.
Если в одиннадцати полках отобрать по две роты, то в общей сложности получается около семисот человек.
Весь день чувствовалось, что происходит нечто необыкновенное. Джонни заметил это ещё по багровому лицу полковника Смита. Подобрав живот, полковник бодро прошествовал в конюшню «Чёрной королевы». Глаза его горели. Не воинственным ли огнём?
Лейтенант Стрейнджер так чему-то обрадовался, что кинул Даву три пенса.
Весна наступила необычайно рано. Персиковые деревья во дворе «Чёрной королевы» были уже в цвету. Стрейнджер так и сиял — что-то готовилось, это несомненно.
На выгоне Джонни застал полк графа Перси. Там снимались орудия с передков и начищались две пушки. Солдаты со штыками выстроились в очередь у точила.
Ну, и что же? Не в первый раз они точат штыки. Что означала их деятельность? А может быть, она ничего не означала?
Джонни отправился к мистеру Ревиру, жена мистера Ревира советовала поискать его у доктора Уоррена. Он застал обоих в кабинете доктора, где они строили всевозможные планы и прислушивались к рассказам, которые так и сыпались со всех сторон. Человек двенадцать по крайней мере, кроме Джонни, отметили возбуждение, царившее среди офицеров, и усиленные приготовления солдат. Но когда именно намерены они были выступать? Кто должен был командовать ими? Этого не знал никто. Вероятно, это было известно одному Гейджу; впрочем, перед самым началом выступления ему придётся сообщить офицерам.
В продолжение всего дня английские транспорты приводили свои десантные шлюпки в порядок. Это могло означать, что солдат погрузят на суда и повезут дальше (так было, например, два месяца назад, когда англичане оккупировали Салем); могло же быть и так, что транспорты предназначаются только для того, чтобы переправить солдат через Чарлз-ривер и высадить их в Чарлстоне или Кембридже. Приготовления на суднах указывали на то, что солдаты не намерены выступить через городские ворота. А впрочем… Гейдж мог нарочно, для отвода глаз, затеять эти подготовительные работы, чтобы бостонцы не догадались об истинном направлении. Беседа в кабинете доктора Уоррена затянулась далеко за полночь.
Покуда взрослые говорили, Джонни отдыхал на диване, готовый по первому же знаку снова отправиться на разведку. Он не заметил, как уснул. Половина ночи прошла. Когда Джонни проснулся, он увидел, что в комнате никого, кроме Ревира и Уоррена, не осталось; они говорили о Хэнкоке и Адамсе, которые покинули Бостон ещё в марте. Их выбрали депутатами на местный конгресс в Конкорде. Британское правительство запретило заседать Генеральному совету, но массачусетцы просто-напросто заменили название своего законодательного органа и продолжали заседать. А вот известно ли англичанам, что оба смутьяна находятся у Кларков в Лексингтоне?
— Во всяком случае, не мешает предупредить наших, — сказал Ревир поднимаясь. — Я подъеду на лодке к Чарлстону, доберусь до Лексингтона и скажу им, что в скором времени ожидается довольно крупная вылазка со стороны англичан и что неплохо бы им на время спрятаться.
— И надо дать знать в Конкорд. Нужно припрятать пушки и склады.
— Конечно.
— Скажите, что мы тут, в Бостоне, не зеваем. В ту же секунду, как двинутся войска — по суше ли или по воде, — мы предупредим их, чтобы они успели собрать ополчение. Я много бы дал, чтобы знать, куда они двинутся!
— А вдруг нам не удастся выйти из города? Ведь Гейдж понимает, что мы постараемся предупредить своих. Может быть, он так охраняет город, что и не выберешься?
Джонни всё ещё не мог как следует проснуться. Ревир уже натягивал перчатки.
— …полковник Конант в Чарлстоне. Я скажу ему, чтобы он следил за шпилем Христовой церкви. Его хорошо видно из Чарлстона. Если англичане пойдут Перешейком, мы вывесим один фонарь. Если водой — два. А я, чёрт возьми, во что бы то ни стало выберусь отсюда и сообщу им точно, что тут происходит! Но меня могут перехватить по дороге. Нужно, чтобы ещё кто-нибудь был готов сделать попытку миновать заставу.
Они перебрали несколько человек и остановились наконец на Билли Доусе. Он умел прикинуться кем угодно — от генерала британской армии до пьяного фермера — и, пустив в ход своё искусство, мог проникнуть через заставу.
Когда Поль Ревир, сопровождаемый Джонни, вышел от Уоррена, какой-то человек вдруг выплыл из темноты и положил ему руку на плечо. Несмотря на полумрак, Джонни различил блестящие чёрные глазки доктора Чёрча, одетого, как всегда, с поэтической небрежностью.
— Поль, — прошептал он, — что происходит?
— Ничего, — сухо отвечал Ревир, не замедляя шага.
— Уж не собираются ли англичане выступать?
— А вы их спросите!
Странный человек отошёл. Джонни удивило, что Ревир не захотел с Чёрчем поделиться, — ведь Чёрч, как-никак, принадлежал к числу избранных. Ревир и сам, казалось, удивился своей внезапной осторожности.
— Нет, нет, не верю я этому человеку… никогда не верил и не буду верить.
2
Шестнадцатое апреля.
По всему Бостону звонили колокола, сзывая прихожан в церковь. Офицеры как ни в чём не бывало набились в епископальные церкви, а для солдат полковые священники служили службу в бараках. Поль Ревир выполнял своё задание. Он находился на материке. У Бостона был такой обычный, такой безмятежный вид, что Джонни стал уже подумывать, не сделали ли они из мухи слона и не придумали ли они это английское наступление. Но Рэб был уверен, что время уже приспело, и даже сообщил Джонни, что собирается уехать из Бостона. Будет драка на этой же неделе, и он намерен в ней участвовать. Поэтому он должен отправиться в Лексингтон.