Хамбитцер солировал в наиболее значительных фортепианных концертах, а один из скрипачей помнит его выступления в качестве солиста в концертах для скрипки и виолончели. Однако старые программки концертов оркестра Уолдорф-Астория это не подтверждают.
Хамбитцер принадлежал к тому редкому типу музыкантов, для которых способность выразить в музыке любые оттенки чувств была так же естественна, как: способность дышать. Он мог "высказываться" кроме рояля, скрипки и виолончели еще примерно на шести инструментах. Он мог быстро читать с листа сложный фортепианный клавир. Помимо феноменальной способности читать прямо с листа, у него была прекрасная память и поразительный слух. Талантливый исполнитель современной музыки, он одним из первых в Америке выступил перед широкой аудиторией с фортепианными произведениями Шенберга. Он сочинял и классическую и популярную музыку. В серьезном жанре он написал несколько симфонических поэм и сюиту "Двенадцатая ночь", которая прозвучала в постановке Созерна и Марлоу. Некоторые из его произведений исполнялись оркестром Уолдорф-Астория, а сюита прозвучала в исполнении Бетховенского симфонического оркестра. В тот год, когда к нему пришел учиться Гершвин, Хамбитцер закончил музыку к оперетте "Любовное пари" (The Love Wager) с Фритци Шефф в главной роли, гастроли которой около года шли по всей стране. Позже он написал еще одну оперетту, которая, однако, так и не была поставлена, а также несколько популярных песен.
Хамбитцер не прилагал никаких усилий к тому, чтобы опубликовать свои произведения. Отчасти это объяснялось тем, что он был совершенно непрактичным человеком, отчасти же тем, что он начисто был лишен каких бы то ни было амбиций; он не гнался ни за состоянием, ни за личной славой. Но главная причина состояла в постоянной неудовлетворенности своим творчеством. Стоило ему закончить одно сочинение, как он тут же откладывал его в сторону, забывал о нем и принимался за что-нибудь новое. А те его вещи, которые исполнялись, специально заказывались ему. Все остальное пылилось в шкафах и на полках, без всякой попытки с его стороны сделать их достоянием публики. После его смерти многие рукописи таинственно исчезли. Вероятнее всего, он сам их уничтожил.
Трагедии и творческие разочарования преследовали его на протяжении всей жизни. Его брак с девушкой из Милуоки, на которой он женился, когда ему было 22 года, оказался несчастливым, и, прожив всего четыре года, они разошлись. В 1905 году он страстно влюбился и женился на девушке из городка Уокеша; в Нью-Йорке, куда они переехали, она заболела туберкулезом. Однажды, вернувшись в свою студию (было это в 1914 году), он нашел ее лежащей в постели — она была мертва. Она умерла от легочного кровотечения. Семья ее родителей в Уокеше удочерила их дочь Митци, где она живет и по сей день. Ее муж — хирург, у них трое детей. После смерти горячо любимой жены, чтобы как-то забыться и уйти от воспоминаний, он с головой окунулся в работу. Со страстностью фанатика он работал как педагог, композитор и исполнитель, совершенно пренебрегая своим здоровьем. Такое отношение к себе сильно подорвало его силы и значительно ускорило его смерть. Он умер от туберкулеза в 1918 году в возрасте 37 лет, пережив свою жену на четыре года.
Он встретился на пути Гершвина как раз тогда, когда был ему очень нужен. Он указал ему цель и направление, он дал ему прочную основу и привил прекрасные профессиональные навыки. Он вливал в него силы и вдохновение. Фортепианная техника Гершвина значительно выросла, оттачиваясь в постоянных упражнениях, в работе над этюдами. Перед ним открылся огромный, удивительный мир великих произведений Баха, Бетховена, Шопена, Листа и таких современных композиторов, как Дебюсси и Равель, что особенно примечательно, если иметь в виду год — 1913-й. В первую очередь Хамбитцер хотел научить Гершвина в совершенстве владеть техникой игры на фортепиано, но при этом смог дать ему представление о том, что такое гармония, теория и инструментовка. "Я был без ума от него", — признавался Гершвин. Он обошел весь квартал в поисках учеников для студии и набрал десять человек. Уже став известным композитором, Гершвин никогда не забывал, чем он обязан своему учителю.
Очевидно, Хамбитцер с самого начала разглядел скрытые способности Джорджа Гершвина. Он писал своей сестре: "У меня появился новый ученик, который, несомненно, оставит свой след в музыке. Без сомнения, этот мальчик — гений; он буквально помешан на музыке, ему не терпится начать урок. Он забывает о времени". Чуть позже другой своей сестре он писал: "У малыша есть талант. Я надеюсь, что смогу из него кое-что сделать".