Он также любил развлекать своих домашних. Луиза вспоминает, как отец подарил ему на Рождество (Джорджу было девять лет) театральных кукол, и «с того дня, едва в доме появлялись гости, он устраивал небольшое представление, встав на колени за диваном. Джордж рос живым, веселым ребенком. Он никогда не доставлял больших неприятностей, и даже соседи любили его, что довольно необычно».
Совершенно другим, смущенным и растерянным, Джордж предстал перед Луизой, встречавшей его после первого дня занятий. На следующее утро он попросил ее позволить им с Питером одним отправиться в школу, находившуюся в миле от дома. Даже в пятилетнем возрасте он возражал против вторжения в его личную жизнь и ее обсуждения в разговорах матери с другими родителями у ворот школы.
Еще одна особенность Джорджа заключалась в том, что он часто бродил пешком или ездил на велосипеде по полям и лесам равнины Чешира. «Я люблю побыть в тишине и предпочитаю обширные пространства автомобильным пробкам».
Он провел в них немало времени, после того как в сентябре 1954 года начал посещать ливерпульскую высшую школу для мальчиков. Чувствовавший себя неловко в униформе — серый фланелевый костюм, черные ботинки, белая рубашка и галстук, — Джордж садился каждое утро на остановке Спек–бульвар на автобус номер 86, который меньше чем за час доставлял его в школу на Маунт–стрит, куда доносился звон колоколов собора. Неудобства, связанные с отдаленностью его дома от школы, компенсировались возможностью занять место в автобусе, прежде чем его салон заполнялся пассажирами. У него очень быстро развилось отвращение к этим ежедневным поездкам в битком набитой машине с ее постоянной тряской, толкотней, банальной болтовней и «каким–нибудь стариком, дышащим тебе в шею». В скором времени он выяснил, что многие ученики из его района, возвращаясь домой после занятий, идут пешком через центр города до остановки Пир Хэд и уже оттуда едут на автобусе.
Отдаленность дома, кроме того, существенно ограничивала участие Джорджа во внеклассной жизни школы. Чтобы попасть на водный праздник в Уолтоне, ему приходилось в течение нескольких часов болтаться по окрестностям, так как, уехав домой после занятий в четыре часа, он не успел бы вовремя вернуться. Если собрания кружков шахматистов, моделистов, археологов и т. д. не проводились во время перерыва на ленч, он возвращался домой только вечером, голодный, усталый, а ему еще предстояло делать уроки. То, что смешанная средняя школа Питера находилась всего в десяти минутах неспешной прогулки от дома, должно быть, несколько примиряло его с сознанием собственной интеллектуальной неполноценности, которое он мог испытывать в отношении «нашего мальчика» с его высшей школой. Разумеется, довольно скудный семейный бюджет не позволял отправлять детей на неделю в Ирландию с клубом каноистов, не говоря уже о поездках на континент.
Вследствие своего ограниченного участия в общественных мероприятиях Джорджа страшно раздражали все эти ледовые шоу, «выдающиеся ораторы» и учителя, одетые в кардиганы или мундиры навозного цвета — когда они занимались с идиотами, стремившимися поступить в Объединенный кадетский корпус. И все же в то время как многие английские высшие школы представляли собой нечто среднее между учебными заведениями для малолетних преступников и домами свиданий для гомосексуалистов, ливерпульская школа была не так уж плоха, хотя на первый взгляд могла и не производить подобного впечатления. Старое здание с импозантным греческим фасадом — здесь вполне мог читать лекции Диккенс — пребывало в весьма плачевном состоянии, хотя ему и удалось избежать разрушений во время бомбежек люфтваффе. Запачканная чернилами парта, изрезанная инициалами комика Артура Эски, служила еще и теперь, спустя сорок лет после получения им аттестата.
К высшей школе примыкали школа сестер, Академия танца и драмы и мрачное здание художественного колледжа. Возможно, близость этих заведений, а также городского оазиса богемы способствовала тому, что атмосфера здесь была не такой фальшиво–казенной, как в новых высших школах Мерсисайда — например, «Collegiate» или «Quarry Bank» в Калдерстоунсе, прозванной «полицейским государством». Тем не менее здесь царил вполне академический дух и при появлении одетого в мантию преподавателя вместо обычного призыва «Тихо!» раздавалось латинское «Cave!». Солидное религиозное образование основывалось на Ветхом Завете, и любой ученик, даже напрочь лишенный музыкального слуха, мог преуспевать на уроках музыки, овладев почти математическими правилами гармонии. Старосты имели право бить учеников за такое ужасное преступление, как проникновение в здание школы через главный вход. Кроме преподавателей, этой привилегией пользовались только шестиклассники, и некоторые избранные среди них допускались на просмотры художественных фильмов, проводившиеся под эгидой кинематографического общества.