Выбрать главу

Наряду со ступенями, ведущими в твои глубины, есть ступени ведущие наверх. Наряду с подсознательным есть сверхсознание, коллективное сверхсознание, Космическое сверхсознание. Совершая прыжок из этой точки, ты обретаешь просветление. Оба испытывают одно и то же, оба выходят за пределы ума. Только один идет по темной тропе, а другой — по освещенной.

Темная тропа опасна, ибо никогда не знаешь, где находишься. Очень немногим удалось достичь просветления, следуя по темной тропе. Пожалуй, Рамакришна был единственным. Многие делали подобные попытки, но становилось очевидно, что достичь изначальной глубины таким путем можно только случайно.

Продвигаясь вверх по ступеням к высотам, ты начинаешь двигаться при полном свете, и чем выше поднимаешься, тем светлее становится вокруг. В высшей точке все залито ярким светом. Тропа становится изумительной; каждое твое движение не спонтанно, а очень продуманно, сознательно.

Однако подобного разделения никто не описал, поэтому продолжают ошибочно думать, что Рамакришна и Будда полностью идентичны. Они становятся идентичными в самый последний момент, но к высшей точке они добирались противоположными путями. Рамакришне просто повезло: совершенно случайно он ступил во мраке на нужную тропу. В темноте легче заблудиться, чем добраться до желаемого пункта назначения.

Гаутама Будда выбрал более безопасный, более научный путь: выйди за границы сознательного ума, сделай его более сознательным — сверхсознательным. В этом случае ты постоянно будешь подниматься выше по лестнице, в более освещенное место. В этом случае ты не сможешь заблудиться, продолжая свой путь, ты обязательно достигнешь просветления. Твое движение не стихийно, это научный подход.

«Сатори» переводится как «самадхи». Вот почему даже Джошу имел сатори. Придя к Нансену, он сказал:

«Сейчас я удовлетворен», ведь с Нансеном он впервые увидел освещенную светом тропу, а там просветления случайно не достигают. Здесь каждый шаг просчитывается, делается осознанно, с пониманием.

Сказав главному монаху, чтобы тот оказал особое внимание Джошу, Нансен не имел в виду особые привилегии и удобства. Это вовсе не означало, что ты не будешь работать, что к тебе будут относиться как к более важной персоне. Дай ему любую работу — вот в чем была обязанность главного монаха, — но присматривай за ним, не забывай о нем.

Вопрос не в этом, Маниша. Особое внимание не означает, что Джошу имеет право входить в Дом Лао-цзы и вступать каждый день в личные беседы с мастером. Ты должна осознать свой собственный вопрос... осознаешь ли ты свою зависть? Видишь ли ты свою внутреннюю завистливую женщину? Почему ты решила, что те, кому позволено приходить ко мне, занимаются здесь пустой болтовней? У них своя работа; им нужны инструкции, их пригласили сюда по работе. Дело не в том, что у них есть право поболтать со мной. О чем мне с ними болтать?

Они выполняют свою работу так же, как это делаешь ты. Другие завидуют тебе. Ты тоже вхожа в Дом Лао-цзы, и твоя обязанность — записывать мои слова, редактировать мои слова. Когда нас не будет на этом свете, записи Маниши будут перечитывать на протяжении столетий. Но как непросто избавиться от ревности...

Первая коммуна была разрушена из-за женской зависти. Женщины бесконечно дрались. Вторая коммуна тоже была разрушена из-за женской зависти. А эта, третья коммуна, станет последней, ибо мне это уже начинает надоедать. Иногда я думаю, что, пожалуй, Будда был прав, когда не разрешал женщинам вступать в свою коммуну на протяжении двадцати лет. Я не поддерживаю его: я первым выступил за равноправие между мужчинами и женщинами, за предоставление им равных возможностей для достижения просветления. Но дважды я уже обжегся, и всегда причиной оказывалась женская зависть.

И все же я упрямый человек. После неудачного опыта с двумя коммунами, после того, как были затрачены огромные усилия, я создал третью, однако я не внес изменений: женщины по-прежнему руководят коммуной. Я хотел бы, чтобы женщины вели себя в этой коммуне не по-женски. Эти маленькие вспышки зависти... Кому-то нужно принести мне еду, не может же вся коммуна заниматься этим! Кому-то нужно будет убрать у меня в комнате, а для этого не нужна здесь вся коммуна! В противном случае результат станет противоположным!

Я зову Анандо каждое утро во время завтрака и каждый вечер во время ужина только для того, чтобы услышать от нее, что все в порядке. Очень просто все превратить в хаос... так как Анандо была в предыдущих двух коммунах, и будучи выпускницей юридического факультета, она четко понимает, почему эти две коммуны, созданные с таким трудом, поглотившие столько финансовых средств, прекратили свое существование. Она видит истинные причины. Она старается сделать все, что я ей говорю. Я никогда не слышал от нее: «Я забыла». Она немедленно все записывает и докладывает на следующий день о сложившейся ситуации. В противном случае все пошло бы вкривь и вкось.

Я общался со своей секретаршей, ее зовут Нилам. Я сообщил ей, что планирую сделать Ананда Свабхава своим посланником, который бы ездил по всей стране, ибо я сам уже не разъезжаю. И он прекрасно справился с заданием: руководил работой в лагерях, проводил беседы, навещал различные комитеты в разных городах. Большую часть времени он должен был быть в разъездах. Он руководил ашрамом, и я сказал Нилам, что было бы неплохо обратиться к нему с предложением, стать моим эмиссаром. Сейчас мы ищем своих людей в каждой стране — тех, кто представлял бы меня на встречах с представителями средств массовой информации, кто организовывал бы работу в лагерях, кто собирал бы информацию о том, что происходит в той или иной стране, о выступлениях против меня и за меня, а потом информировал бы меня о происходящем.

Должно быть, она предложила ему этот пост, и он был счастлив. Позже встал вопрос о том, кто будет вместо него «возглавлять» ашрам. У меня была одна идея на этот счет, и я сказал Нилам: «Предложи эту работу прекрасному человеку — Зарин; она справится». У нее прекрасно получалось встречать гостей у ворот коммуны, общаться с секретарями, показывать гостям ашрам. Я подумал, что у нее получилось бы руководить ашрамом. Нилам поговорила с ней, и Зарин пошла к Хасе, президенту Международного Фонда. Зарин сообщила Хасе, что она не «марионетка», что она будет делать то, что посчитает нужным, и чужим указаниям она подчиняться не намерена. Все это хорошо, но в коммуне немедленно начнутся конфликты. Мне пришлось отказаться от этой идеи.

Без Анандо я многого бы не знал, и ситуация ухудшилась бы. Анандо информировала меня, она — мой личный секретарь. Она сообщила мне, что Зарин — человек хороший, но у нее испорченный ум с самого детства. Она всегда делает то, что хочет. У меня нет возражений против этого, только в жизни коммуны этого допустить нельзя. Зарин прекрасно справляется со своими повседневными обязанностями, и эта работа будет запущена, если выбрать ее на пост управляющего ашрамом.

Зарин даже подменила слово; это произошло чисто подсознательно. Она сказала Хасе: «Мне предложили стать президентом ашрама». Но руководство ашрамом — совсем другое дело. Это непростая работа. В основном этот человек должен иметь дело с полицией, судом, юридическими разбирательствами. У Нилам очень мягкий характер, а это может привести к появлению проблем... Нилам прекрасно справляется со своими обязанностями, и если Зарин начнет считать, что она — президент, а Нилам всего лишь секретарь, то беды не избежать. Поэтому мне пришлось изменить свое решение. Мне пришлось назначить руководить ашрамом Татхагату. Фактически он уже выполняет эту работу и без всякого титула. Он беспрестанно сражается в судах, разбирается с полицией и государственными службами. Он взял на себя всю ответственность за эту часть работы. Он был в приятельских отношениях с Свабхавом на протяжении многих лет. Я решил, что так будет лучше — его нужно назначить на пост управляющего ашрамом.