Словом, отсылкам к живописи в текстах Бруни не хватает красочности и остроты, поскольку они являются производными периодического предложения, а не основаны на личных впечатлениях от знакомства с художниками. Разумеется, вряд ли бы он высказал эти суждения, будь он убежден в их очевидной ошибочности, однако они представляют собой нечто меньшее, чем суждения, вытекающие напрямую из опыта. В периодической речи склонность к симметричности verba обязана по крайней мере подсказать res; в периоде есть определенные позиции, которые необходимо заполнить, и они могут быть заполнены содержанием, образованным различными способами риторической разработки на основе базисных суждений, которые будут украшены. Период зачастую может требовать большего параллелизма и симметрии, чем то настойчиво подсказывает опыт, и тогда в результате получается предложение, подобное предложению Бруни, хотя не обязательно столь же симметричное.
Рассмотрим случай гуманиста, которому необходимо начать речь с самоироничного captatio benevolentiae; ему хотелось бы сказать, что он осознает, что его слушатели разбираются в предмете, о котором он собирается говорить, гораздо лучше него самого. Для украшения этой мысли он обратится к аналогии из области искусства: он – подмастерье, они – мастера, и они не должны ожидать от него образцового исполнения. В основе аналогии будет лежать то, что опытные скульпторы, действительно создающие шедевры, оставляют начальную черновую работу на долю своих помощников, но завершают – сами; он – подмастерье, который способен сделать черновую работу, но не создать законченное произведение. Можно начать с трех утверждений, построенных по базовой схеме: субъект + объект + переходный глагол:
(1) statuarii rara spectacula effingunt
(скульпторы создают шедевры)
(2) primas partes operis iunioribus tradunt
(они вверяют начало работы подмастерьям)
(3) ipsi extremam manum apponunt
(они добавляют последние штрихи самостоятельно)
Соединяются части просто; (2) как выражающее суть аналогии должно быть главным предложением, предваряет которое (1) в качестве обстоятельственного придаточного предложения и после которого в виде причастного[45] оборота с зависимым словом следует (3):
Statuarii, cum rarum spectaculum effingunt, primas partes operis iunioribus tradunt, ipsi extremam manum apponentes.
Когда скульпторы создают шедевры, они вверяют начало работы подмастерьям, последние штрихи добавляя самостоятельно*.
Однако это постыдно сухо. Предложение может быть разработано путем введения «дублетов» того или иного рода. В (1) мы можем подробнее остановиться на материалах скульптуры, обходя стороной бронзу, потому что она не подходит к нашей аналогии – «sive e ligno sive e lapide». В (2) можно уточнить primas partes operis. Можно также высказаться точнее о положении посредственных умений iuniores, к которым мы себя причисляем – «iuniores non omnino imperiti at neque penitus docti». Как причастный оборот (3) стало и впрямь невыразительным. Можно расширить его с помощью нахождения парного компонента, который в свою очередь может состоять из «дублета» меньшего масштаба – «aut extremam manum apponentes aut quaedam praestantiora difficilioraque polientes». С пятью «дублетами» получается следующее:
45
В русском переводе причастная форма глагола (participium praesentis activi), apponentes, передана деепричастием. –