Однажды на ужине, устроенном организаторами Челтнемского литературного фестиваля для индийских писателей, которых в тот год съехалось в Челтнем особенно много, романистка Гита Харихаран ни с того ни с сего сказала ему: “Ваша принадлежность к индийской литературе в высшей степени сомнительна”. Эти слова ошарашили его и даже немножко обидели. “Что вы говорите?” – не слишком находчиво среагировал он. “О да, – с выражением подтвердила она. – В высшей степени.
На пляже у самого отеля ему встретился маленький, тщедушный человечек в щегольской соломенной шляпе, как-то особенно рьяно предлагавший пляжникам сувениры. “Добрый день, сэр, купите что-нибудь, пожалуйста, – сказал человечек, широко улыбнулся и добавил: – Меня зовут Боди Билдинг”. Не хватало только, чтобы следом появился Микки-Маус и представился Арнольдом Шварценеггером. Писатель покачал головой. “Неправда, – сказал он и перешел на хинди: – У вас должно быть индийское имя”. Услышав родную речь, Боди Билдинг буквально ошалел. “Вы, сэр, настоящий индиец! – воскликнул он тоже на хинди. – Из самой Индии!” Через три дня начинался праздник Холи, весенний фестиваль красок, когда люди по всей Индии – и на Маврикии тоже – поливают друг друга ярко подкрашенной водой и посыпают разноцветной пудрой. “Обязательно приходите к нам праздновать Холи”, – уговаривал его Боди Билдинг, и в итоге счастливый смех участников Холи несколько смягчил напряженность, нараставшую в отношениях между ним и его спутницами. То был один из лучших дней за все пять недель брака, уже начавшего давать трещину. Между Мэриан и Ларой, им и Ларой, им и Мэриан уже проскакивали искры враждебности. Эту неприятную правду не могли смыть теплые воды Индийского океана, не могли ее спрятать под собой и яркие краски Холи. “Я попала в твою тень”, – сказала Мэриан, и он увидел по ее лицу, что ей это очень обидно. Эндрю Уайли и Гиллон Эйткен были литературными агентами и у нее тоже, но сейчас им хватало забот с правами на “Шайтанские аяты”, поэтому ее роман они пока отложили в сторону.
Когда они вернулись к себе в гостиницу с празднования Холи, мокрые до нитки, с розовыми и зелеными разводами на одежде, его там ждало сообщение от Эндрю. Он спустился в бар и позвонил в Нью-Йорк. На небе полыхали краски праздничного заката. Ставки были сделаны. Они были высоки, так высоки, что цифры едва укладывались в голове; ему предлагали в десять с лишним раз больше самого крупного из полученных им до сих пор авансов. Но просто так большие деньги не приходят. На сей раз они сильно повредили двум старинным дружбам.
Его первый и единственный редактор Лиз Колдер незадолго до описываемых событий уволилась из издательства “Джонатан Кейп” и вошла в число основателей нового издательского дома “Блумсбери”. Поскольку они были друзьями, само собой подразумевалось, что “Шайтанские аяты” будут печататься у нее. В то время Эндрю Уайли представлял его интересы только на территории США; его британским агентом была Дебора Роджерс, близкая, как и он сам, подруга Лиз Колдер. Дебора сразу же согласилась с Лиз, что “новый Рушди” должен достаться “Блумсбери” – за небольшую плату, поскольку молодое издательство не имело возможности выплачивать авторам щедрые авансы. Эта полюбовная сделка была в духе британской издательской практики, но ему она не понравилась. Эндрю Уайли объяснил, что, если он согласится на скромный гонорар в Британии, в Соединенных Штатах ему много тоже не заплатят. Поразмыслив, он доверил Эндрю и его английскому партнеру Гиллону Эйткену представлять его интересы по всему миру. Полюбовная сделка не состоялась, Лиз с Деборой были оскорблены до глубины души, а права на роман выставлены на торги. Он попытался было указать Лиз, что, по сути, это она бросила его, когда ушла из “Джонатана Кейпа” в “Блумсбери”, но та к его доводам осталась глуха. А Деборе ему и вовсе нечего было сказать. Она больше не его агент – подсластить эту пилюлю было нечем.