– Вы кажется что-то купили, мисс Брайдхэд? – спросила она, глядя на завернутые покупки.
– Так, вещицы для украшения моей комнаты, – нехотя ответила Сусанна.
– Ну что-ж! Хотя я думала, что довольно сделала по этой части, – сказала мисс Фонтовер, самодовольно оглядываясь на развешанные по стенам изображения святых в плохих рамах, не годные для продажи и потому уступленные для убранства этой мрачной комнаты. – Что это такое? Что-то крупное! – поинтересовалась она, прорвав щелку в бумаге и заглядывая в таинственную покупку. – Кажется две фигуры? Где вы их добыли?
– Ах, просто на прогулке, у одного разносчика с лотка…
– Изображения святых?
– Да.
– Каких именно?
– Св. Петра и св. Марии Магдалины.
– Ну хорошо, а пока идите чай пить и потом выписывайте ваш текст для оратории, если после чаю будет еще достаточно светло.
Это маленькое недоразумение только пуще возбудило в Сусанне желание еще раз развернуть и посмотреть запретный плод. И вот, собираясь ложиться спать и считая себя гарантированной от всякой помехи, она на свободе развернула своих богов. Поставив обе фигуры на комод, и с каждой стороны по свечке, она улеглась и начала читать книгу, о которой мисс Фонтовер ничего не знала. Это был том Гиббона, где она читала о Юлиане Отступнике. Случайно она взглянула на фигуры, казавшиеся такими странными в обстановке этой комнаты, и вдруг вскочила с постели и, взяв другую книгу, принялась за знакомую поэму
которую она прочла до конца. Затем она потушила парные свечи, разделась и напоследок задула свою свечку на ночном столике. Но долго экзальтированная девушка не могла заснуть.
Между тем часы на колокольне пробили какой-то поздний час. Этот бой коснулся слуха юноши, сидевшего над книгами в неособенно далеком расстоянии от Сусанны. Так как вечер был субботний, когда Джуду не было надобности заводить будильник на ранний утренний час, то он продолжал заниматься, не стесняясь временем. В эту минуту он усердно читал греческую библию, и проходившие под окном запоздавшие обыватели могли слышать с жаром произносимые странные слова, имевшие для Джуда неописуемую прелесть и передававшие божественные глаголы.
Джуд был искусный малый в своем ремесле, мастер на все руки (как это всегда бывает в захолустных провинциальных местечках, тогда как в Лондоне мастер, вырезывающий черешок листка, отказывается от выделки той его части, которая исчезает в этом листке, точно какое-то унижение заключается в том, чтобы сработать вторую половину целого). Таким образом Джуд, когда у него случилась заминка в лепной или резной фасадной работе, уходил для вырезки подписей на монументах или могильных плитах и искал удовольствия в перемене работы.
В следующий раз он видел Сусанну, когда исполнял стенную работу внутри одной из церквей. При входе пастора для богослужения. Джуд сошел с лестницы и присел вместе с немногими богомольцами до окончания службы, прервавшей его постукивание. В числе других здесь оказалась и Сусанна, пришедшая в сопровождении старшей мисс Фонтовер.
Заметив кузину, Джуд невольно залюбовался её красивым станом и грациозной позой, когда она опускалась на колени, думая при этом, какою помощницей была бы ему такая скромная и религиозная девушка при более счастливых обстоятельствах. Но вот кончилась служба, и как только богомольцы начали расходиться, Джуд поспешил опять приняться за работу. Он не решался встретиться в таком месте с девушкой, начинавшей оказывать на него неотразимое влияние. Неустранимимые препятствия, не позволявшие ему стремиться к близкому знакомству с Сусанной, стояли пред ним с прежней неумолимостью. Но очевидно было и то, что Джуд, как и всякий мужчина его темперамента, не мог жить одной работой: он нуждался в любви. Иной в его положении быть может опрометчиво бросился бы к ней, воспользовался-бы возможностью легкого сближения, в котором она едва-ли бы отказала, и предоставил-бы остальное случаю. Но не так поступил Джуд – по крайней мере в начале.
Но время шло, а неотвязчивые мысли о Сусанне не оставляли его в покое. Эта опасная игра с огнем начинала тяготить его, смущая нравственное чувство, и он принужден был признаться себе, что совесть его все более и более сдавалась в этой непосильной борьбе.
Несомненно, что она представлялась ему почти идеальной девушкой. Быть может, знакомство с нею могло-бы вылечить его от этой неожиданной и рискованной страсти. Но нравственное противоречие заключалось в том, что он желал познакомиться с нею вовсе не за тем, чтобы излечиться.