– Так ты вот как, дрянной мальчишка! Кушайте – говорит, милые птички, а? Ешь какой добряк нашелся – кушайте! Я вот спущу тебе штаны да и посмотрю, как ты тогда у меня запоешь! – Кушайте, милые птички! Да еще ты смел болтаться у учителя, вместо того, чтоб явиться сюда к своему делу, а? Это так-то ты зарабатываешь свои шесть пенсов в день за пугание грачей с моего поля!
В то время как в ушах Джуда раздавалась эта крикливая ругань, Траутхэм схватил его за руку и гоняя кругом себя, снова стал бить по спине его же трещеткой, так что эхо отдавалось в поле от ударов, сыпавшихся на беднягу при каждом обороте.
– Ой, ой, ой, не бейте, сэр, ради Бога, не бейте! – вопил кружившийся мальчик, перед глазами которого поочередно мелькали холм, скирд, плантация, тропинка, грачи. – Я… сэр… я ведь думал, что ничего… что тут много, и грачи могли маленько поклевать – и вам не будет убытка, сэр – да и м-р Филлотсон учил, чтобы я был жалостлив к животным… Ой, ой, ой!
Это простодушнее объяснение только пуще взбесило фермера, и он продолжал истязание с удвоенным ожесточением.
Наконец, Траутхэн утомился, бросил дрожащего мальчика, вынул из кармана шестипенсовую монету в уплату за его дневную работу, приказав ему убираться домой и никогда не попадаться ему на глаза на этом поле.
Джуд отшатнулся и пошел по дороге, заливаясь слезами, – не столько от боли, хотя и она давала себя чувствовать, сколько от горького сознания, что он окончательно осрамил себя, не прожив и года в этом приходе и что теперь он на всю жизнь должен быть бременем для своей престарелой тетки.
С такими мрачными думами Джуду не хотелось показываться на деревне, и он пошел домой по обходной тропинке через пастбище. Здесь, на сырой поверхности земли, он увидал, как это всегда бывает после дождя, множество свернувшихся земляных червей. Трудно было пройти, чтобы не подавить их.
Но не смотря на только что испытанную обиду, Джуд не в состоянии был причинить зла никакой живой твари. Он не мог принести домой гнезда с молодыми птенчиками без того, чтобы не мучиться за них потом всю ночь, и кончал тем, что утром относил их вместе с гнездом на прежнее место. В детстве он не любил смотреть, как рубят или подчищают деревья, воображая, что это причиняет им боль, – особенно весною, когда сок уже пошел вверх и потом обильно стекает в подрезанном месте. Такая слабость характера, – как пожалуй можно назвать эту черту, – указывала, что Джуд был из категории неудачников, которым суждено много пострадать прежде, чем падение занавеса на их ненужную жизнь навсегда успокоить их от всех невзгод и треволнений… И мальчик старательно пробирался на цыпочках между червями, так чтобы не давить их.
Когда он вернулся домой, тетка отпускала копеечную булку маленькой девочке.
– Что это значит, что ты изволил вернуться среди дня?
– Меня прогнали.
– Что-о?
– М-р Траутхэм уволил меня за то, что я позволил грачам поклевать немного на его поле. Вот и заработок – последний в моей жизни!
И мальчик с сердцем бросил на стол шестипенсовую монету.
– Хорош! – воскликнула тетка, едва сдерживая свой гнев, и принялась отчитывать его. Ведь ей придется теперь всю весну держать его у себя на шее, без всякого дела. – Уж если ты не можешь пугать с поля птиц, так что-же ты можешь-то? спасибо, нечего сказать! Да не смотри таким волком… Так вот каков этот м-р Траутхэм, – ну, не ожидала. Впрочем, как справедливо говорил Иов многострадальный: «А ныне смеются надо мною младшие меня летами, те, которых отцов я не согласился-бы поместить со псами стад моих». – Как никак, а его отец был в поденщиках у моего отца, и дура я, что позволила тебе наняться к этому нахалу, который годился бы только разве для того, чтобы вытащить тебя из грязи.
Вообще тетка сердилась на Джуда больше за то, что он оскорбил ее службою у такого презренного человека, нежели за неисправное исполнение своей обязанности.
– Но это и я скажу: не следовало тебе позволять птицам клевать посев фермера Траутхэма. В этом ты, конечно, был не прав. Эх, Джуд, Джуд, – продолжала она, – почему ты не поехал с этим твоим учителем в Кристминстер или еще куда-нибудь? Нет, уж видно таким олухам нет счастья… Из твоей семьи никогда не выходило путного человека, и никогда не будет!