– Я не мог дозвониться и, найдя вашу парадную дверь отпертою, вошел сам. Помните, я говорил, что скоро побываю у вас, вот и пришел.
– Очень благодарен вам, Джиллингам, особенно за ваш приход сегодня.
– Как здоровье вашей…
– Благодарю вас, как нельзя лучше. Она уехала только что. Вот и чашка, из которой она сейчас пила чай. Вот блюдо, с которого…
У Филлотсона стиснуло горло, и он не мог продолжать. Он отвернулся и оттолкнул поднос с прибором.
– Однако, пили-ли вы чай? – спросил он сейчас же, более спокойным тоном.
– Нет, – да не беспокойтесь, – ответил Джиллингам рассеянно. Так вы говорите, что она уехала?
– Да… Я рад был умереть за нее, но не хочу быть к ней жестоким во имя закона. Она отправилась, как я понимаю, к своему кузену. Что они намерены предпринять – я не знаю. Как бы то ни было, но она получила мое полное согласие.
Настойчивость, с которою были высказаны эти слова, не допускала дальнейших возражений со стороны его друга. – Однако не уйти ли мне? – спросил он нерешительно.
– Нет, нет, остановил Филлотсон. – Мне очень приятно, что вы пришли. Я хочу собрать её вещи и уложить их. Не поможите-ли мне?
Джиллингам согласился, и Филлотсон собрал при нем все вещи Сусанны и переложил в большой сундук, объяснив своему приятелю, что, раз решившись предоставить ей самостоятельную жизнь, он желает, чтобы она взяла все свое добро без остатка.
– Мне кажется, многие на вашем месте ограничились бы одним согласием.
– Я обдумал это дело и не желаю рассуждать о последствиях. Я был и остаюсь самым старомодным человеком на свете относительного брачного вопроса. В сущности я никогда критически не думал о его нравственной подкладке. Но некоторые факты бросились мне в глаза, и я не мог идти против них…
Они молча продолжали свою упаковку. Покончив с нею, Филлотсон закрыл и запер сундук.
Ровно за сутки до этого дня Сусанна написала следующую записку Джуду:
«Все идет, как я вам говорила. Завтра вечером я уезжаю. После сумерок мой отъезд не будет так заметен. Я нахожусь все еще под некоторым страхом и потому прошу вас встретить меня на платформе с восьмичасовым поездом. Уверена, что вы будете, дорогой Джуд, но испытываемое много волнение заставляет меня просить вас быть точным… В моем личном деле муж был удивительно деликатен ко мне!
Итак, до свидания!
Сусанна».
Увозимая омнибусом все далее и далее от скалистого города, Сусанна грустно смотрела на расстилавшуюся перед ней дорогу, хотя ни малейшего колебания не отражалось на её лице…
Получасовой переезд по железной дороге приближался к концу, и Сусанна собирала свои вещи, приготовляясь к выходу. Поезд остановился у мельчестерской платформы, и она увидала Джуда, вслед затем вошедшего в её купэ, с сак-вояжем в руке. Он был одет в темную праздничную пару и имел очень приличный вид. Глаза его светились горячим чувством.
– Ах, Джуд! – радостно крикнула она, схватив обеими руками его руку и едва сдерживая слезы. – Наконец-то! Боже мой, как я счастлива! Что-же, выходить здесь?
– Наоборот, – я сажусь к вам, дорогая моя. Я уже все обработал. Кроме этой сумки, со мною только большой сундук в багаже.
– Но разве мне не выходить? Значит, мы не останемся здесь?
– Ведь нам-же невозможно это, разве вы этого не понимаете? Здесь нас знают – меня уж во всяком случае. Я взял билет до Ольдбрикгэма, а вот и для вас билет туда-же. Мне некогда было написать вам о том, куда я решил перебраться. Ольдбрикгэм очень большой город – в нем тысяч семьдесят жителей и там о нас ни одна душа ничего не узнает.
– Значит, вы оставили здешнюю работу в соборе?
– Да. Это у меня вышло скоропалительно, так как ваше письмо явилось неожиданно. Собственно мне следовало кончить свою неделю, но по настоятельной просьбе меня уволили. Да я все равно бежал-бы в любой день по вашему приказанию, моя Сусанна, я ведь не раз уже делал это для вас!
– Я боюсь, что наношу вам ущерб своим появлением, разрушаю вашу духовную карьеру, словом все, все.
– Теперь все это для меня кончилось; и Бог с ним! мой рай не там, а здесь, на земле.
– О, я плохая замена таких идеалов, – возразила она взволнованным голосом и не скоро могла снова овладеть собою.
– Как он был добр, что отпустил меня, – продолжала Сусанна. – А вот записка, найденная мною на моем туалетном столе и адресованная вам.
– Он хороший человек, – заметил Джуд, пробегая записку, – Я стыжусь, что ненавидел его за женитьбу на вас.
– По кодексу женских причуд мне, пожалуй, следовало-бы вдруг полюбить его за то, что он так великодушно и неожиданно отпустил меня, – ответила Сусанна, улыбаясь. – Но я такая холодная и неблагодарная, что даже это великодушие не заставило меня полюбить его, или раскаяться, или желать остаться у него женою.