— Но, видать, судьба была, против тебя, — заметил дядюшка Джо. — Одного упорства здесь мало, согласен?
— Перестань отвечать им! — умоляла Сью.
— Что-то не нравится мне Кристминстер! — прошептал Старичок, которого совсем затолкали.
Но, оказавшись предметом всеобщего внимания и любопытства, Джуд не счел нужным утаивать то, в чем не видел ничего зазорного, и через некоторое время он уже громко говорил, обращаясь ко всей толпе:
— Друзья мои! Вопрос, с которым я столкнулся, — трудный вопрос для каждого молодого человека, и тысячи людей в наши неспокойные времена взвешивают его: оставаться ли им бездумно на том пути, куда определила их жизнь, не считаясь с их склонностями и влечениями, или изменить свою жизнь соответственно своему призванию. Я пытался сделать последнее и потерпел неудачу. Но я не считаю, что моя неудача доказывает неправильность выбранного мною пути или что мой успех доказал бы его правильность, хотя именно так принято оценивать подобные поступки в наши дни; я хочу сказать — не по здоровой основе, заложенной в них, а по их исходу, который более или менее зависит от воли случая. Стань я в конце концов одним из тех джентльменов в красно-черных мантиях, которые выходят вон там из экипажей, всякий сказал бы: "Посмотрите, как мудро поступил тот молодой человек, последовав своим естественным склонностям!" Но если я кончил тем же, с чего начал; все скажут: "Посмотрите, вон дурень, вообразил о себе невесть что!"
И не недостаток воли, а бедность привела меня к поражению. Потребовалось бы два или три поколения, чтобы сделать то, что я пытался сделать в течение одного, и мои побуждения, мои привязанности, — быть может, их следовало бы назвать пороками, — были слишком сильны, чтобы человеку непривилегированному удалось стать одним из достопочтенных граждан страны, ибо для этого ему следовало бы быть холодным, как рыба, И эгоистичным, как свинья. Можете насмехаться надо мной — не возражаю, так как, несомненно, я самый подходящий для этого объект. Но если бы вы знали, что я пережил за последние несколько лет, вы бы пожалели меня. И если бы они знали, — Джуд кивнул в сторону колледжа, к которому один за другим прибывали члены университетской коллегии, — очень может быть, что и они тоже пожалели бы меня.
— А ведь он и вправду выглядит совсем больным и изможденным, — заметила какая-то женщина.
Лицо Сью выразило страдание. Она стояла рядом с Джудом, но ее заслоняла толпа.
— Прежде чем умереть, я, возможно, мог бы принести некоторую пользу — мог бы с успехом послужить поучительным, но страшным примером того, чего не следует делать, — продолжал Джуд с нотками горечи в голосе, хотя говорить он начинал довольно спокойно. — Возможно, я стал всего-навсего жалкой жертвой того морального и общественного беспокойства, которое многих делает несчастными в наши дни!
— Не говори им этого! — со слезами на глазах прошептала Сью, видя, в каком он состоянии. — Это неверно. Ты достойно, боролся, стремясь приобрести знания, и только самые подлые души могут осудить тебя!
Джуд обхватил ребенка поудобнее и сказал в заключение:
— То, чем я кажусь, — бедный, больной человек, — это еще не самое страшное. Я блуждаю в хаосе принципов, иду ощупью в темноте, мои поступки продиктованы инстинктом, а не примером. Восемь или девять лет назад, когда я впервые явился сюда, у меня были четкие, твердые убеждения, но я мало-помалу растерял их, и чем дольше я живу, тем меньше во мне уверенности в себе. Мне кажется, что единственное жизненное правило, которым я теперь руководствуюсь, — это следовать побуждениям, не причиняющим вреда мне и другим и доставляющим радость моим любимым. Так вот, господа, вы спрашивали меня, как я поживаю, и я вам рассказал. Пусть это послужит вам на пользу! Больше я вам ничего не могу объяснить. Чувствую только, что-то неладно с нашими общественными порядками, но что — это уж пусть скажут умные головы, не мне чета, если вообще суждено докопаться до этого в наше время. "Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?"
— Слушайте, слушайте! — пронеслось в толпе.
— Хорошая проповедь! — заметил Оловянный Тэйлор. И добавил тихо, обращаясь к соседям: — Проповедники, что шныряют тут повсюду и подрабатывают тем, что заменяют наших преподобных отцов, когда те хотят устроить себе день отдыха, — эти за такую проповедь слупили бы не меньше гинеи, верно я говорю? Клянусь, ни один не взял бы меньше! Да ему еще нужно было бы написать ее заранее. А тут кто выступает? Рабочий.