Выбрать главу

За его спиной раздались чьи-то шаги, и, думая, что это все та же служанка с щеткой, Джуд не обратил на них никакого внимания; но вот кто-то подошел к нему вплотную, и чьи-то пальцы легко легли на его левую руку. Джуд знал эту маленькую ручку.

Он обернулся.

— Продолжай, — сказал Сью. — Мне нравится этот гимн. Я выучила его еще в Мелчестере, в педагогической школе. Его там всегда играли.

— Чтоб я стал барабанить при тебе? Сыграй лучше ты мне.

— Что ж, пожалуй.

Сью села за фортепьяно, и ее довольно заурядное исполнение показалось ему просто божественным после его игры. К своему удивлению, она тоже растрогалась воскресшей в памяти мелодией, и когда она кончила играть, Джуд протянул ей руку, и она вложила в нее свою. Джуд горячо пожал ее — так же, как сделал это в тот день, перед венчанием.

— Странно, — произнесла Сью вдруг изменившимся голосом, — странно, что меня так трогает эта мелодия, потому что…

— Что?

— Я не такая, совсем не такая.

— Тебя не легко растрогать?

— Нет, я не о том.

— Ты именно такая, ведь сердцем ты та же, что и я!

— Сердцем, но не разумом!

Она опять заиграла, но вдруг обернулась, и руки их невольно встретились еще раз.

Она быстро отдернула свою руку и с деланным смешком воскликнула:

— Как забавно! Почему это мы оба так сделали?

— Наверное, потому, что мы такие одинаковые, ведь я уже сказал.

— Только не мыслями, нет! Вот разве что чувствами.

— Чувства управляют мыслями… И поневоле готов проклясть целый свет, когда узнаешь, что создатель такого гимна — самый заурядный человек!

— Как? Ты знаешь его?

— Я ездил знакомиться с ним.

— Вот чудак! Еще я могла бы это сделать, но ты-то почему?

— Потому, что мы не похожи друг на другу, — сухо отозвался он.

— Сейчас будем пить чай, — сказала Сью. — Может, здесь будем пить, а не дома? Посуду и чайник принести не трудно. Мы ведь живем не при школе, а вон в том старинном доме напротив, его здесь называют Олд-Гроув-Плейс [14]. Он страшно угнетает меня своей древностью и мрачностью. Такие дома интересно осматривать, но не жить в них, — кажется, будто тебя вдавливает в землю тяжесть всех прожитых там жизней. Вот в новых зданиях, вроде этой школы, ощущаешь только собственную жизнь. Садись, я скажу Аде, чтобы подали чай сюда.

Он ждал ее при свете печки, дверцу которой Сью перед уходом распахнула настежь, и когда она вернулась в сопровождении служанки с чайным прибором, они сели за стол при свете той же печки и голубого пламени спиртовки под медным чайником.

— Это один из твоих свадебных подарков. — Она указала на чайник.

— Да, — отозвался Джуд.

Ему казалось, что в песенке подаренного им чайника звучат насмешливые, нотки, и он решил переменить тему разговора.

— Ты не знаешь какого-нибудь хорошего неканонического издания Нового завета? В школе вы, конечно, таких книг не читаете.

— Еще бы! Это возмутило бы всю округу!.. Есть одна книга… Сейчас я уже плохо ее помню, но в свое время очень интересовалась ею, когда жив был мой прежний друг. Это "Апокрифическое евангелие" Каупера.

— Пожалуй, это как раз то, что мне нужно.

Где-то в его мыслях больно отозвались слова: "Мой прежний друг"; Джуд знал, что Сью называет так своего бывшего товарища из университета. Хотелось бы знать, говорила ли она о нем Филотсону?

— Очень интересно Евангелие от Никодима, — продолжала Сью, стараясь отвлечь его от ревнивых мыслей, которые всегда легко угадывала. Больше того, они настолько хорошо понимали друг друга, что всякий раз, когда они говорили как сейчас, о чем-нибудь безразличном, между ними шел другой, немой разговор — разговор, чувств. — Оно совсем как каноническое. И даже разделено на стихи, так что кажется, словно читаешь одного из подлинных евангелистов, но только во сне, знаешь, когда все как будто то же и вместе с тем не то. А что, ты по-прежнему увлекаешься такими вопросами? Одолеваешь "Апологетику"?

— Да, занимаюсь богословием, и притом еще усерднее, чем раньше.

Она взглянула на него с любопытством.

— Что ты так на меня смотришь? — спросил Джуд.

— А зачем тебе знать?

— Я уверен, ты можешь рассказать мне обо всем, чего я не знаю в этом предмете. Ты, наверно, узнала кучу всяких вещей от своего дорогого умершего друга!

— Не надо сейчас говорить об этом! — ласково попросила Сью. — Ты будешь да этой неделе работать в той церкви, где выучил этот красивый гимн?

— Наверное, буду.

— Чудесно! Можно мне навестить тебя там? Я могла бы приехать в любой день на полчасика.

— Нет, лучше не приезжай.

— Как? Разве мы с тобой больше не друзья?

— Нет.

— Я не знала… Мне казалось, ты всегда будешь добр ко мне.

— Нет. Не буду.

— Но в чем же дело? Я была так уверена, что мы оба…

Голос ее дрогнул и прервался.

— Сью, иногда мне кажется, что ты просто кокетка, — резко ответил Джуд.

Наступило минутное молчание, потом Сью вскочила с места, и при свете спиртовки Джуд с удивлением заметил, что ее лицо залилось краской.

— Я должна прекратить этот разговор, Джуд, — произнесла она своим прежним, трагическим контральто, — становится слишком темно, чтобы сидеть так вдвоем, да еще после меланхолического гимна страстной пятницы, который вызывает в нас недозволенные чувства… Ни сидеть, ни болтать так нам больше не следует… Да, тебе лучше уехать, потому что ты ошибся во мне! Я совсем не такая, какой ты имел жестокость меня назвать. Ах, Джуд! Право, нехорошо было так говорить! Но я не могу сказать тебе правду. Ты был бы поражен, узнав, как я несдержанна и как страдаю от мысли, что напрасно создана привлекательной, раз мне не предназначено этим пользоваться! У некоторых женщин жажда быть любимой также ненасытна, как и потребность любить, и в последнем случае они часто обнаруживают, что не могут постоянно дарить свою любовь человеку, которому брачное свидетельство, подписанное епископом, дает на нее право. Впрочем, ты слишком прямодушен, чтобы понять меня… Тебе пора идти. Как жаль, что мужа нет дома.

— Жаль?

— Кажется, я сказала это только для приличия! Честно говоря, нисколько не жаль. Как ни грустно в этом признаваться — мне просто безразлично!

Вместо прежних горячих рукопожатий Сью, прощаясь, лишь слегка коснулась его пальцев. Но едва Джуд вышел, как она, явно досадуя на себя, вскочила на парту и распахнула железную раму окна, под которым он проходил по дорожке.

— Джуд, когда тебе нужно выехать отсюда, чтобы не опоздать к поезду? — крикнула она.

Он с удивлением поднял голову.

— Дилижанс уходит на станцию минут через сорок пять.

— Куда же ты денешься на это время?

— Поброжу немного. Или, может быть, посижу в старой церкви.

— Ну и хороша же я — так тебя выпроводила! Ты и так, видит бог, слишком много думаешь о церквах, нечего тебе там делать, да еще в темноте. Стой тут!

— Где?

— Там, где стоишь. Так мне легче с тобой разговаривать, чем в комнате. Ты такой молодец — потерять половину рабочего дня, чтобы приехать ко мне! Ты — Иосиф-сновидец, дорогой мой Джуд. И трагический Дон-Кихот. А иногда ты точно святой Себастьян, который видел разверстые небеса в то время, как его побивали камнями. Ах, друг мой, несчастный мой товарищ, много еще придется тебе страдать!

Теперь, когда их разделял высокий подоконник и Джуд не мог к ней приблизиться, Сью, казалось, готова была на откровенность, которой страшилась, сидя с ним рядом.

— Я все думаю о том, — так же возбужденно продолжала она, — что общественные формы, навязанные людям цивилизацией, соответствуют нашей подлинной сути не более, чем условное изображение созвездий подлинному расположению звезд. Вот я называюсь миссис Ричард Филотсон и живу мирной супружеской жизнью с моей законной половиной. На самом же деле я вовсе не миссис Ричард Филотсон, а одинокая, мятущаяся женщина со странными увлечениями и необъяснимыми антипатиями… Но тебе надо идти, а то опоздаешь на дилижанс. Приезжай еще. Только в следующий раз заходи ко мне домой.

вернуться

14

Дом в старой роще (англ.).