— Нет, нет, — поспешно возразила она, — ты не можешь меня простить!
— Ты хочешь сказать, что фактически он уже стал твоим мужем?
— Считай, что так. Он хлопочет о разводе со своей женой Арабеллой.
— С женой? Для меня новость, то он женат!
— Это был неудачный брак.
— Как твой.
— Да, как мой. Он делает это не столько ради себя, сколько ради нее. Она писала, что этим он окажет ей услугу, потому что она сможет снова выйти замуж и жить, как все порядочные женщины. Джуд согласился.
— Жена?.. Услуга?.. Да, конечно, это услуга — дать ей полную свободу, хотя мне это что-то не нравится… Но как бы там ни было, я могу все простить, Сью.
— Нет, нет, я не могу вернуться к тебе после того, как поступи ла так дурно!
В лице Сью мелькнул испуг, который охватывал ее всякий раз, как Филотсон пытался выступать в роли мужа, а не друга. В таких случаях она любым способом старалась оградить себя от его супружеских чувств.
— Мне надо идти. Я приеду еще раз, можно?
— Я вовсе не хочу, чтобы ты уходила. Я хочу, чтобы ты осталась.
— Спасибо, Ричард, но мне надо идти. Раз ты не настолько болен, как я думала, я не могу остаться.
— Ты его — с головы до ног! — сказал Филотсон так тихо, что Сью не расслышала этих слов, закрывая за собой дверь.
Ее испугал порыв учителя, к тому же она стыдилась призваться даже ему, какой неполноценной и несовершенной должна была казаться мужчине, та любовь, которую она дарила теперь Джуду. Вот почему она не решалась сказать ему о своих неопределенных отношениях с Джудом, и Филотсон терпел адские муки, представляя себе, как это нарядное, носящее его имя существо, в котором сочувствие к нему мешается с отвращением, нетерпеливо стремится домой, к своему возлюбленному.
Джиллингем так близко принимал к сердцу дела Филотсона и так за него беспокоился, что два, а то и три раза в неделю поднимался в Шестон по круче холма, хотя путешествие в оба конца составляло около девяти миль и он совершал его между чаем и ужином, после тяжелого рабочего дня в школе. Придя в первый раз после посещения Сью, он застал своего друга в нижнем этаже и заметил, что его апатия сменилась более спокойным и сосредоточенным настроением.
— Она была у меня после твоего последнего посещения, — сказал учитель.
— Кто? Миссис Филотсон?
— Да.
— Ага!
— Значит, вы помирились?
— Нет, она просто приехала поиграть полчасика в заботливую сиделку, взбила своими белыми ручками мои подушки и уехала.
— Вот потаскушка, черт бы ее подрал!
— Что ты сказал?
— Ничего.
— Но все-таки?
— Я говорю: вот капризница, вот мучительница! Не будь она твоей женой…
— А она и не жена мне, она жена другого, разве что не по имени и не по закону. Разговор с ней навел меня на мысль, что для ее блага мне следует полностью порвать законные узы, связывающие нас. Мне думается, я смогу это сделать сейчас, после того, как она побывала у меня и отказалась остаться, даже когда я сказал, что прощаю ее. Мне кажется, это облегчит дело развода, хоть я и не сразу это сообразил. Что толку держать ее на привязи, раз она мне уже не принадлежит? Я знаю, я абсолютно уверен в том, что она воспримет такой шаг как величайшее благодеяние. Потому что если она сочувствует мне, жалеет и даже оплакивает меня как близкого человека, как муж я ей невыносим и даже противен — именно противен, не будем стесняться в выражениях, — а стало быть, у меня остается лишь один достойный мужчины милосердный выход — завершить то, что я начал. К тому же и с практической точки зрения ей лучше быть независимой. Я безнадежно погубил свою карьеру, поступив так, как мне казалось лучше для нас обоих, хотя она об этом не знает; теперь у меня впереди жестокая нужда, — до самой могилы — так как в учителя меня больше не возьмут. Лишившись права учительствовать, я, вероятно, весь остаток моих дней буду вынужден добывать себе хлеб тяжким трудом, и одному это будет легче. Могу еще добавить, что на мое решение повлияло известие о том, что Фаули тоже разводится.
— О-о, значит, у него тоже есть супруга? Любопытная парочка, нечего сказать!
— Мм… Меня не интересует мое мнение по этому вопросу. Скажу только, что развод не принесет Сью вреда и откроет ей возможность счастья, о котором она до сих пор не мечтала; Они ведь смогут тогда пожениться. Это им следовало сделать с самого начала.
Джиллингем помедлил с ответом.
— Едва ли я соглашусь с твоими обоснованиями, — мягко проговорил он, так как привык уважать чужие взгляды, даже если их не разделял. — Но решение твое считаю правильным; если только ты сможешь его осуществить, в чем я сильно сомневаюсь
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
В ОЛДБРИКХЕМЕ И ДРУГИХ МЕСТАХ
Эфирная часть твоего существа и все смешавшиеся в тебе огненные части по природе своей имеют тяготение ввысь, но, покорясь законам вселенной, связаны здесь в сложной массе тела.
I
Насколько справедливы были сомнения Джиллингема, выяснится незамедлительно, как только, опустив целый ряд скучных месяцев и эпизодов, прошедших со времени событий, описанных в предыдущей главе, мы остановимся на одном воскресном дне в феврале следующего года.
Сью и Джуд жили в Олдбрикхеме все в тех же отношениях, которые установились между ними в том году, когда Сью покинула Шестон и приехала к нему. Доходившие до них известия о том, как подвигаются в суде их бракоразводные дела, были или глухими отзвуками молвы, или редкими и малопонятными официальными сообщениями.
В этот день они, как обычно, сидели за завтраком в маленьком домике, на котором была дощечка с именем Джуда: он снимал его за пятнадцать фунтов в год, не считая трех фунтов десяти шиллингов налога, и обставил громоздкой ветхой мебелью своей бабки, хотя перевозка вещей из Мэригрин обошлась ему почти во столько же, сколько стоил весь этот хлам. Сью занималась домашними делами и вела хозяйство.
Когда Джуд вошел утром в столовую, Сью показала ему только что полученное письмо.
— Что там? — спросил он, целуя ее.
— Нам сообщают, что постановление суда по делу Филотсона против Филотсон и Фаули, вынесенное шесть месяцев назад, вступило в силу.
— А! — сказал Джуд, садясь за стол.
Подобное же заключение по делу Джуда против Арабеллы было получено около двух месяцев назад. Оба процесса были настолько непримечательны, что в газете о них упоминалось лишь в длинном списке других необжалованных решений.
— Ну, Сью, уж теперь-то ты вольна поступать по своему усмотрению, — сказал Джуд, пытливо глядя на свою подругу.
— Значит, мы оба, и ты и я, совершенно свободны, как будто вовсе и не состояли в браке?
— Ну разумеется, хотя, быть может, и найдется священник, который не пожелает вторично венчать тебя и передаст это дело другому.
— А так уж ты уверен, что мы действительно свободны? Я понимаю это умом, но у меня какое-то неловкое чувство, будто я получила свободу под фальшивым предлогом.
— Как так?
— Да ведь постановление о разводе не состоялось бы, если бы судьи знали о нас всю правду. Мы не защищались в суде, ввели их в заблуждение, так можно ли считать мою свободу законной, хоть я и заслуживаю ее?
— Ты сама виновата, что она досталась тебе под фальшивым предлогом! — лукаво заметил Джуд.
— Перестань сейчас же, Джуд! Нельзя быть таким злопамятным. Принимай меня такой, какая я есть.
— Хорошо, дорогая. Быть может, ты права. Что касается твоего вопроса, то мы не были обязаны указывать суду на препятствия к разводу. Пусть доискиваются сами. Так или иначе, мы всё равно сожительствуем.
— Да, но не в том смысле, как они думают.
— Для меня ясно одно: на каком бы основании ни состоялся развод, раз брак расторгнут — он расторгнут. В этом преимущество таких безвестных бедняков, как, мы, — наши дела решаются наспех, без лишних проволочек. Так было и в моем деле с Арабеллой. Я опасался, что суд узнает о ее преступном втором браке и она будет наказана, но никто не поинтересовался ею, никто ни о чем не спрашивал и не подозревал. Будь мы титулованные особы — конца бы не было хлопотам, и всякие расследований растянулись бы на многие дни и недели.