— Почему ты сказала «о, боже!»?
— Не знаю.
— Нет, знаешь. Но… — Он задержался хмурым взглядом на ее хрупкой фигурке, жавшейся перед ним в ночной рубашке, и, помолчав, сказал: — Ну что ж, так я и думал, что этим кончится. Я ничем тебе не обязан после всего, что было, но я поверю тебе на слово, принимаю и прощаю тебя.
Он обнял ее и хотел взять на руки. Она отпрянула.
— Что такое? — Впервые за все время в его голосе прозвучала суровость. — Ты снова за старое?
— Нет, Ричард, я… я не думала…
— Ты хотела войти ко мне?
— Да.
— Ты понимаешь, что это значит?
— Да. Это мой долг.
Поставив подсвечник на комод, он пропустил ее в комнату, поднял на руки и поцеловал. На ее лице мелькнула тень отвращения, но она стиснула зубы и не проронила ни звука.
Тем временем миссис Эдлин разделась и уже собиралась лечь в постель, но вдруг подумала: «А не пойти ли мне взглянуть, что там делается с малюткой? Ну и ветер, ну и дождь!»
Вдова вышла на площадку лестницы и увидела, что Сью там нет. «Вот бедняжка! Похоже, теперешние свадьбы больше смахивают на похороны. Этой осенью пятьдесят пять лет минет, как поженились мы со стариком! Да, другие нынче пошли времена!»
X
Вопреки своему желанию, Джуд немного поправился и несколько недель ходил на работу, но после рождества снова слег.
На заработанные деньги, он перебрался жить еще ближе к центру. Арабелла понимала, что он теперь долго не сможет работать, и злилась, видя, какой неудачный оборот приняли дела после ее вторичного замужества.
— Ловко ты меня провел в этот раз! — говорила она. — Женился на мне, чтобы иметь бесплатную сиделку!
Джуд либо пропускал ее слова мимо ушей, либо посмеивался. Но иногда у него бывало более серьезное настроение, и тогда, лежа в постели, он рассуждал о крушении своих юношеских надежд.
— Всякий человек к чему-нибудь да способен, — говорил он. — Правду сказать, я никогда не был крепок физически для своего ремесла. Особенно трудно мне давалась установка каменных блоков, и еще меня вечно прохватывало сквозняками, когда, бывало, работаешь в здании, а окна еще не вставлены. Наверное, от этих-то сквозняков и началась моя хворь. Так вот, мне всегда казалось, что, будь у меня возможность, я мог бы в одной области кое-что сделать — мог бы накапливать мысли и передавать их другим. Интересно, думали ли основатели колледжей о таких, как я, которые ни к чему не способны, кроме этого? Я слышал, будто скоро у таких, как я, неудавшихся студентов будет больше шансов получить образование. Уже разрабатывается проект сделать университет более доступным и расширить его влияние. Впрочем, я мало что об этом знаю. Да и поздно для меня, слишком поздно! Так же как и для многих более достойных, которые были до меня…
— И не надоест тебе пережевывать одно и то же! — говорила Арабелла. — Я-то думала, ты уж перестал сходить с ума по своим книгам! Пора бы уж кончить, если у тебя осталась хоть капля ума. Все та же придурь, что и раньше, во время первой нашей женитьбы.
Однажды, рассуждая так вслух, он невзначай назвал ее «Сью».
— Тебе следовало бы помнить, с кем ты разговариваешь! — возмутилась Арабелла. — Называть уважаемую замужнюю женщину именем этой… — Спохватившись, она запнулась, и он не расслышал конца фразы.
Однако с течением времени, увидев, какой оборот принимает его болезнь и как маловероятно соперничество со стороны Сью, она решила быть великодушной.
— Небось ты не прочь увидеть свою Сью, — спросила она. — Я не возражаю против ее приезда. Можешь встретиться с ней здесь, если хочешь.
— Я не желаю ее видеть.
— Ого! Вот так перемена!
— И ничего не сообщай ей обо мне, — что я болен и все такое прочее. Она выбрала свой путь — и бог с ней!
Однажды случилось неожиданное событие: миссис Эдлин по собственному почину приехала его навестить. Арабелла, уже с полным безразличием относившаяся к тому, куда устремлены чувства ее мужа, ушла, оставив их наедине. Джуд не удержался и спросил, как поживает Сью.
— А что, их брак по-прежнему остается фиктивным? — вдруг спросил он, помня о том, что говорила ему Сью.
Миссис Эдлин замялась.
— Да нет, теперь уж не так. Совсем недавно она стала ему настоящей женой, и по своей воле.
— Когда же это случилось? — спросил он взволнованно.
— А вечером того дня, когда ты приходил. Это она в наказание себе сделала. Он не хотел, а она настояла.
— Сью, моя Сью… глупенькая моя девочка… Ах, как тяжело! Не пугайтесь моих бессвязных речей, миссис Эдлин. Когда лежишь целыми часами один, поневоле начинаешь разговаривать сам с собой… Когда-то она была женщиной, перед умом которой мой ум был все равно, что керосиновая лампа перед звездой. Она видела все мой предрассудки и легко смахивала их одним словом, как паутину. Но потом с нами стряслась беда, и ее разум угас, погрузился во мрак. Странное различие существует между полами: время и обстоятельства расширяют кругозор большинства мужчин и почти всегда сужают кругозор женщин. И вот свершилось самое чудовищное, — попав во власть религиозных предрассудков, она отдала себя человеку, который вызывает у нее отвращение!.. И это сделала она, такая чувствительная, такая нежная, что даже ветер и тот, казалось, не смел сильно подуть на нее… Что касается меня и Сью, то наш век еще не созрел для нас, если взять нас в пору расцвета, когда наш разум был ясен, а любовь к правде не знала страха… Наши взгляды опередили эпоху лет на пятьдесят и потому не принесли нам добра. Мы встретили противодействие, и это надломило Сью, а меня довело до безрассудства и погубило… Вот так я и разговариваю сам с собой, миссис Эдлин, лежу и разговариваю. Должно быть, я ужасно надоел вам своей болтовней?