И, не выпуская руки Джуда, она свернула в сторону и бросилась на траву под чахлым боярышником, так что Джуд стремительно упал на колени.
— Ой, господи, чуть не свалила тебя! Ну и устала я!
Она лежала на спине, вытянувшись во весь рост, на травянистом склоне холма и смотрела в голубую высь, все еще не выпуская из своей горячей руки руку Джуда. Он прилег подле нее, опершись на локоть.
— Столько бежали — и все зря, — продолжала она; грудь ее часто вздымалась и опускалась, щеки горели, пухлые красные губы полураскрылись, на коже проступила испарина. — Ну, что же ты молчишь, миленький?
— Я тоже запыхался. Бежали-то все время в гору.
Они были совсем одни — такое полное одиночество ощущаешь, только когда вокруг широкое открытое пространство. Никто не мог бы подойти к ним незамеченным ближе чем на милю. Они находились на одном из самых высоких холмов в графстве, и оттуда, где они лежали, можно было разглядеть вдалеке окрестности Кристминстера. Но сейчас Джуд об этом не думал.
— Ой, какая хорошенькая козявка вон там, на дереве! — сказала Арабелла. — Похоже, гусеница, зеленая с желтым, никогда не видела такой красивой!
— Где? — спросил Джуд, приподнимаясь.
— Так тебе не увидеть, придвинься ко мне, — сказала она.
Он перегнулся через нее, и их головы сблизились.
— Все равно не вижу, — сказал он.
— Да вон на суку, где он выходит из ствола. Там еще листочек дрожит, ну? — она ласково притянула его к себе.
— Не вижу, — повторил он, упираясь затылком в ее щеку. — Может, встать, тогда увижу.
Он поднялся и встал так, чтобы проследить за ее взглядом.
— Какой ты глупый! — бросила она сердито и отвернулась.
— Да я и не хочу ее видеть, милая, на что она мне? — молвил он, глядя на нее сверху. — Встань, Эбби.
— Зачем?
— Я хочу тебя поцеловать. Я все время только об этом и думал!
Она склонила набок голову, с минуту искоса с вызовом разглядывала его, потом презрительно скривила губы, вскочила и, сказав отрывисто: «Ну, мне пора идти!» — быстро пошла домой.
Джуд бросился вслед и догнал ее.
— Один только раз! — попросил он.
— Не желаю! — отрезала она.
Он удивился:
— Что случилось?
Она недовольно поджала губы, и Джуд плелся за ней, как ягненок, пока она не замедлила шаг и не пошла с ним рядом, спокойно заговорив о посторонних вещах, но каждый раз, когда он пытался взять ее за руку или обнять, она останавливала его. Так они спустились к ограде отцовской фермы, и Арабелла пошла домой, кивнув ему на прощанье с надменным и оскорбленным видом.
«Наверное, я все-таки вел себя с ней слишком вольно», — подумал он со вздохом и отправился в Мэригрин.
В воскресенье утром в доме Арабеллы, как всегда, полным ходом шла стряпня — особые приготовления к воскресному обеду. Ее отец брился перед маленьким зеркальцем, подвешенным к оконной раме, а сама Арабелла и ее мачеха тут же чистили бобы. Соседка, возвращаясь с утренней службы из ближайшей церкви, заметив брившегося у окна Донна, кивнула ему и зашла в дом.
— А я видела, как ты бежала кое с кем, хи-хи! Ну как, дело идет на лад? — с места в карьер игриво обратилась она к Арабелле.
Не подымая глаз, Арабелла сделала непроницаемое лицо.
— Я слышала, он собирается в Кристминстер, как только подвернется случай.
— Вы это слышали недавно… совсем недавно? — выдавила из себя Арабелла, чуть не задохнувшись от ревности и злобы.
— Нет! Это давным-давно известно, что он туда собирается. Все ждет удобного момента. Ну, а пока гулять ему все равно с кем-нибудь надо. Молодые люди нынче ненадежные. Здесь попасутся, там — и нет их. Не то что в наше время.
Когда сплетница убралась восвояси, Арабелла вдруг заявила мачехе:
— Я хочу, чтобы вы с отцом пошли вечером, после чая, проведать Эдлинов. Или нет… сегодня служат вечерню в Фенсворте, можете пойти туда.
— Почему? Что такое будет сегодня вечером?
— Ничего. Просто я хочу остаться дома одна. Он слишком робок, и мне не зазвать его сюда, если вы будете дома. Раз уж я имею к нему интерес, придется постараться, не то он ускользнет у меня из-под носа.
— Если погода будет хорошая, мы можем и пройтись, коли тебе так хочется.
Под вечер Арабелла вышла погулять с Джудом, который вот уже несколько недель не брал в руки книги: ни греческой, ни латинской, ни какой другой. Они направились вверх по склону и добрались до заросшей травою дороги, а по ней вдоль кряжа до земляного вала в виде кольца, возведенного еще бриттами; Джуд размышлял о древней эпохе, в которую была проложена дорога, и о погонщиках, которые проходили по ней в те времена, когда римляне, быть может, еще не знали этой страны. С равнины до них донесся перезвон колоколов. Вскоре он перешел на монотонный бой, а потом совсем затих.