Твоя
Сюзанна Флоренс Мэри Брайдхед»
Джуд настроил себя на героический лад и ответил:
«Милая Сью, конечно, я желаю тебе счастья! И, разумеется, я буду твоим посаженым отцом. Вот что я предлагаю: так как у тебя нет своего дома, будет лучше, если тебя выдадут не из дома твоей школьной подруги, а из моего. Так, мне кажется, будет приличнее, раз я, как ты сама говоришь, ближайший твой родственник в этом уголке земли.
Не понимаю, почему ты должна подписываться по-новому и так ужасающе официально? Ведь я же тебе все-таки не совсем чужой!
Всегда верный тебе
Джуд»
Гораздо больнее, чем подпись, его укололи слова, которые он обошел молчанием, — «женатый родственник». Надо было быть идиотом, чтобы представлять себя ее возлюбленным! Если Сью написала так в насмешку, он едва ли мог бы простить ее, если же с болью… о, тогда другое дело!
Так или иначе, его предложение выдать Сью замуж из своего дома, должно быть, пришлось по душе Филотсону, который написал ему несколько строк, выражая горячую благодарность и согласие. Сью также поблагодарила его. Джуд тотчас снял более просторную квартиру, не только для того, чтобы уйти от слежки подозрительной квартирной хозяйки, которая отчасти была повинна в неприятностях, выпавших на долю Сью, но и ради удобства.
Затем Сью сообщила ему день свадьбы, и Джуд, наведя справки, установил, что она должна переехать к нему в следующую субботу, чтобы провести в городе хотя бы десять дней до совершения обряда, — этого было достаточно, хотя формально полагалось пятнадцать.
Она приехала в указанный день десятичасовым поездом; Джуд не встречал ее на вокзале — на этом настояла она сама, — дескать, ему нельзя пропускать утренние часы работы и терять заработок (если это была подлинная причина). Но он уже достаточно хорошо знал Сью и решил, что она поступила так, памятуя о том, что в минуты сильных душевных волнений оба они не умеют держать себя в руках. Когда он вернулся домой к обеду, она уже расположилась в своей комнате.
Они жили в одном доме, но на разных этажах и виделись мало, лишь изредка ужиная вместе; при этих встречах Сью вела себя, как испуганный ребенок. Что она при этом чувствовала, он не знал; разговор у них шел машинально, хотя по ее виду нельзя было сказать, что она больна или ей нездоровится. Филотсон приходил часто, но обычно в отсутствие Джуда. Утром в день свадьбы Джуд отпросился с работы, и они в первый и последний раз за этот странный период завтракали вместе в его комнате-гостиной, которую он снял на то время, что Сью жила вместе с ним. Заметив своим женским глазом, что Джуду никак не удается навести в комнате уют, она принялась за уборку.
— Что с тобой, Джуд? — вдруг спросила она.
Он сидел, облокотившись о стол, подперев подбородок руками, и глядел на скатерть перед собой, словно на ней было начертано ее будущее.
— Ах, ничего!
— Ведь ты же мой посаженый отец. Так называют того, кто отдает невесту жениху.
Джуд мог бы возразить, что по возрасту звание отца скорее подходит Филотсону, но не стал досаждать ей таким дешевым выпадом.
Она говорила без умолку, словно страшась его молчания, и еще до того, как кончился завтрак, оба пожалели, что слишком уверовали в свои новые роли и вздумали завтракать вместе. Джуда тяготила мысль, что, сам сделав однажды неверный шаг, теперь он всячески помогает любимой женщине повторить его ошибку, вместо того чтобы отговорить ее и предостеречь. Его так и тянуло спросить: «Твое решение бесповоротно?»
После завтрака они вышли на улицу, и оба думали только о том, что сейчас у них последний случай побыть вместе запросто, по-дружески. По иронии судьбы и в силу странной склонности натуры, Сью, которая любила в трудные минуты искушать провидение, взяла его за руку, когда они проходили по грязной улице, — раньше она никогда этого не делала, — и, свернув за угол, очутилась с ним возле серой высокой церкви с пологой крышей — это была церковь св. Фомы.
— А вот и церковь! — сказал Джуд.
— Где меня обвенчают?
— Да.
— Как интересно! — воскликнула она с любопытством. — Вот бы зайти посмотреть место, где я скоро преклоню колени и стану замужней женщиной.