На Си-эн-эн у меня брали интервью сразу три ведущих одновременно, они засыпали меня вопросами и ели мой торт с таким энтузиазмом, что мне не досталось ни кусочка. Я нервничала. Особенно их занимал вопрос, сколько килограммов я набрала за год. Мне кажется, спрашивать о таких вещах по национальному телевидению сродни оскорблению, но их все же можно понять. Все дело во «французском парадоксе», в раздутой СМИ загадке французов, этих «трусливых мартышек-сыроедов»[65], которые в огромных количествах поглощают жирную пищу и пьют вино тоннами, умудряясь при этом оставаться стройными и изящными. Люди надеются получить разумное научное объяснение этому явлению, но лицемерные нацисты от диетологии утверждают, что проще его опровергнуть, чем искать подтверждение. Вечно всем нужны доказательства, а мой Проект, видимо, не что иное, как лабораторное тестирование.
Но результаты его, как минимум, не показательны. Вот Эрик, худосочный ублюдок, не прибавил ни грамма! Меня же разнесло во все стороны, как сплетню из бульварной газетенки, хотя меня и раньше назвать стройной или изящной язык не поворачивался. А еще у нас обоих выступила сыпь на животе и спине. И это не считая других побочных эффектов, как двухсантиметровый слой пыли в доме или колонии мерзких мух. А поскольку нас с самого начала можно было причислить к «трусливым мартышкам-сыроедам», то мы, полагаю, не очень-то и годимся на роль лабораторных субъектов. Кроме того, наша привычка съедать по четыре порции и пить не только вино, но и «буравчики» литрами могла существенно повлиять на результаты эксперимента. Джулия всегда проповедовала умеренность, и за этот год я узнала абсолютно точно, что этой добродетелью я не наделена. Высказывание ее старого приятеля Жака Пепина[66] мне больше по душе: «Умеренность во всем — включая саму умеренность».
А еще девицы с Си-эн-эн зажали мою тарелку. Меня это разозлило.
В воскресенье утром я готовила предпоследний обед в истории своего Проекта. Начала я с пти шоссон о рокфор — пирожков с рокфором. Тесто было обычное — за последний год я готовила такое раз тридцать, не меньше. Погода улучшилась, в воздухе появился намек на прохладу, он стал чуть более влажным, и тесто получилось идеальным. Пока тесто расстаивалось, я приготовила начинку: размяла полфунта рокфора и пачку размягченного сливочного масла с двумя яичными желтками, перцем, луком и — это мне показалось странным — киршем. Затем раскатала тесто. Хотя день выдался не самый жаркий, от разогретой духовки на кухне становилось душновато. Я нарезала тесто на квадратики, в середину каждого выложила ложечку начинки, смазала края взбитым яйцом и скрепила их.
Выполняя все эти ставшие привычными действия — замешивая, раскатывая и присыпая мукой тесто, я заглядывала в книгу и как будто слышала голос самой Джулии. На пожелтевших страницах — пятьсот девятнадцать черных галочек, осталось всего пять рецептов… В связи с этим у меня возник философский настрой, хотя, скорее всего, возник он от голода, я с утра ничего не ела, а в качестве завтрака облизывала пальцы, измазанные начинкой из рокфора. Короче, я лепила пирожки и размышляла о судьбе пирожковой начинки. Я замуровывала начинку в тесто, а она рвалась на свободу. Я властительница ее судьбы. Что это, мое непомерное величие?
У меня даже голова закружилась.
Это был первый признак неизбежного нервного срыва.
Итак, я закончила лепить пирожки, хотя тесто от жары быстро становилось липким. Не все пирожки получились красивыми, но в духовку отправились все, и красивые и некрасивые. Ну да ладно. Голова продолжала кружиться, а перед глазами мелькали мошки… нет, не мелькали, они… летали. Сотни мошек.
Они были ПОВСЮДУ. Пирожки подходили в духовке, а я, как Гари Купер[67], с мухобойкой в руках ринулась в бой. Я беспощадно истребляла мух, но их было слишком много, и они, похоже, размножались на лету. Постепенно я утратила пыл и взялась за грязную посуду. Затея была заведомо проигрышная, посуды накопилось черт знает столько, а вода из раковины не вытекала, пришлось очищать слив от объедков.
Я вынула из духовки пирожки с рокфором. Выглядели они вполне нормально. На вкус тоже были хороши, особенно с голодухи.
Пока сливалась вода в раковине, я освобождала сушку, раскладывая по местам тарелки, ложки и прочую кухонную утварь. И тут обратила внимание, что возле раковины и мух намного больше, и запах плесени особенно сильный, хотя меня это особо не удивляет. Вынимаю поддон и вижу скопище грязи, личинок и еще черт знает какой мерзости. И тут из меня вырвалось.
65
Так презрительно называли французов в США в преддверии войны с Ираком (впервые выражение было использовано в сериале «Симпсоны»).
66
Французский шеф-повар, работающий в США; в 1999 году они с Джулией Чайлд сделали совместную серию передач.
67
Знаменитый и культовый американский актер, создавший на экране образ невозмутимого, сдержанного героя с сильным характером.