— Вы правда это сделали?
Следует признать, это очень приятное чувство — осознавать, что произвела впечатление на Аманду Хессер из «Нью-Йорк таймс», пусть даже своим идиотизмом.
Клафути тоже удалось: взошло и подрумянилось, а сквозь корочку просвечивали вишенки, словно рубины. Аманда Хессер, которая уже не казалась мне такой страшной, съела два кусочка. И как ей удается не толстеть?
Что происходит, когда «Нью-Йорк таймс» печатает статью о тебе? Сейчас расскажу.
Сначала, когда видишь свою фотографию, где ты толстая, хотя и не толще, чем на самом деле, в ушах начинает звенеть. В метро, заметив, как твой сосед читает ресторанную рубрику, ты замираешь в истерическом волнении: «Вот сейчас, сейчас он меня узнает!» Однако тебя никто не узнает, но ты не теряешь надежды и, не чуя под собой ног, летишь до самого офиса в надежде, что вот-вот это произойдет.
На работе ждешь, что коллеги наперебой бросятся поздравлять тебя, потому что ты теперь крутая. Но большая часть сотрудников это бюрократы-республиканцы, а они не читают ресторанную рубрику, потому и поздравлений не так много, как хотелось бы. Затем, транжиря рабочее время, то и дело заглядываешь на свою страничку, отслеживая количество посетителей. Выясняется, что их много, очень много. И среди них немало тех, кто настойчиво советует не употреблять столь часто слово из трех букв. Это заявление сильно злит тех, кто читает блог давно. Начинаются стычки.
Тем временем в реальном мире к твоему столу подходит Нейт, злой гений с детским личиком.
— Классная статья в «Таймс», Джули, — говорит он, по-свойски нависая над столом. Ничто не вызывает такого уважения у Нейта, как упоминание в «Таймс», кроме разве что упоминания в «Пост» или «Дейли ньюс». — Так вот для кого было нужно вино.
— Уху. За вино спасибо. Всем очень понравилось.
— Ты тут говоришь о своей работе. Это не слишком-то хорошо отражается на компании, когда ты заявляешь, что работа тебе не нравится.
— Господи, Нейт, ну сколько можно! Я заурядная секретарша. Какой секретарше нравится ее работа? Мне что, врать, что ль, когда меня спрашивают? Я же не назвала мистера Клайна придурком во всеуслышание или чего еще. Кому какое дело?
Стала бы я так разговаривать с Нейтом в других обстоятельствах? Возможно. А может, и нет.
Вернувшись домой, обнаруживаешь на автоответчике пятьдесят два сообщения. (Твой номер в справочнике, ведь раньше никогда не было повода убрать его оттуда.) В электронном ящике двести тридцать шесть писем. И вот ты думаешь: наконец-то мой день настал.
Но настал ли? Трудно сказать. Дел в офисе невпроворот, а бюрократам плевать на французскую кухню. Поэтому в удивительно короткий срок все вернулось на круги своя. Ну или почти.
Через неделю после выхода статьи я в обеденный перерыв отправилась в Вест-Виллидж за телячьими почками в свою любимую мясную лавку. И парень за прилавком спросил:
— Эй, это про вас была статья в газете на прошлой неделе?
— Ммм… да.
— Спасибо, что сказали про нашу лавку! На этой неделе столько заказов на потроха — в жизни такого не было.
Забавно.
Когда я вернулась в офис, стало еще забавнее. Бонни сообщила, что президент вызывает меня в свой кабинет. Она заметно нервничала.
— Будь повежливее — кажется, он не в настроении.
Я предстала пред ним, и он указал на кресло возле своего большого стола.
— Джули, — вкрадчивым голосом произнес он с серьезным видом, сложив руки перед собой, — мне кажется, в тебе очень много негатива.
Видимо, кто-то все же настучал мистеру Клайну о еретическом содержании моего блога. Его, наверное, встревожил тот пассаж о выбрасывании вице-президентов из окна.
— Тебе не нравится у нас работать? — спросил он.
— Нет! Нет, что вы, сэр! Я просто… ну, я же секретарша, мистер Клайн. Иногда это просто убивает.
— В нашей организации мы ценим таких работников, как ты, Джули. Но тебе нужно научиться как-то избавляться от всей этой негативной энергии.
— Хмм… да.
Избавляться от негативной энергии?! С каких это пор республиканцы так заговорили? Зато теперь хоть есть за что их уважать.
И я тут же прикинулась милашкой, закивала, шаркнула ножкой и склонила голову, как пристыженный ребенок. Но внутри меня что-то пробуждалось — это было чувство освобождения и счастья. А в голове, бесконечно повторяясь, засел невысказанный ответ — чудесные, полные бунтарского и свободного духа слова: и что вы теперь сделаете? Уволите меня?
Может, мой день и вправду настал?
~~~