Я изучал обстановку, скрываясь в тени сломанного столба. Судя по дыму, Джулиан забрался под землю, в промоину, о которой говорил мусорщик, чтобы спрятаться от холода да и костер защитить. А вот присутствие второй лошади указывало на то, что его нашли, и преследователь, скорее всего, уже с ним столкнулся.
Больше я ничего не мог сказать. Оставалось только как можно более скрытно подобраться к огню в надежде что-нибудь разузнать.
Я подполз поближе. В лунном свете яма оказалась глубоким, но узким раскопом, частично закрытым досками, с покатым входом с одного конца. Внутри виднелись отблески костра, а в нескольких ярдах от меня зияла дыра для отвода дыма, прорезанная в платках. Насколько я мог различить, наружу и внутрь вел только один проход. Я решил заползти внутрь, но как можно дольше оставаться незамеченным. Земля показалась мне такой холодной, словно я очутился в ледяной пустыне арктического Севера.
Я продвигался медленно, осторожно и тихо. Но все же недостаточно тихо. Я уже забрался довольно далеко, чтобы увидеть раскопанную комнату и калейдоскопический поток теней, отбрасываемый костром на стены, когда почувствовал за своим ухом давление ствола пистолета, а чей-то голос произнес:
— Продолжайте ползти, мистер, присоединяйтесь к своему другу внизу.
Я молчал, пока не смог окончательно осознать ситуацию, в которую попал.
Человек толкнул меня внутрь. Воздух, хотя и влажный, здесь был гораздо теплее, мы оказались защищены от ветра, хотя и не от усиливающихся запахов костра и затхлой плесени того, что когда-то служило подвалом или погребом какого-то коммерческого заведения наших нечестивых предков.
Мусорщики мало чего оставили после себя, только кучу обломков, неразличимых под слоями пыли и грязи. Дальняя стена была бетонной, костер разложили рядом с ней, под дымовой трубой, которую, скорее всего, пробили собиратели. Выложенные кругом камни образовывали очаг, и влажные доски и щепки потрескивали в пламени с обманчивой жизнерадостностью. Более глубокие части раскопа, ниже человеческого роста, вели в разных направлениях.
Джулиан сидел у костра, спиной к стене, поджав колени к подбородку. Его одежда была выпачкана сажей, покрывшей все вокруг. Он хмурился, а когда увидел меня, то его взгляд стал откровенно сердитым.
— Иди туда и сядь рядом с ним! — приказал человек, захвативший меня в плен. — Но сначала передай-ка мне свое ружьишко.
Я отдал винтовку, хоть она и была совсем несерьезным оружием, потом присоединился к Джулиану. Так я смог в первый раз по-настоящему разглядеть человека, захватившего нас в плен. Он оказался практически моего возраста, но носил желто-голубую форму резервистов. Его глаза, почти скрытые надвинутой на лоб фуражкой, постоянно смотрели по сторонам, как будто парень боялся внезапного нападения. В общем, выглядел наш охранник неопытным и нервным и, кажется, был немного не в себе, так как челюсть его отвисла и он, похоже, не обращал внимания на струйку слизи, текущую из его носа. (Хотя» как я говорил раньше, это было вполне обычно для резервистов, которых держали подальше от фронта по объективным причинам.)
А вот оружие у него было вполне настоящим, с таким не забалуешь. Питсбургская винтовка, сделанная на фабрике «Портер и Эрл», которая заряжалась с казенной части чем-то вроде магазина и могла выстрелить пять раз, требуя от владельца только движения указательным пальцем. У Джулиана была такая же, но ее у него отобрали. Она стояла около ряда маленьких клепаных бочек, вне нашей досягаемости, а солдат поставил мою беличью дульнозарядку рядом.
Мне стало так себя жалко, какой же дурацкий способ провести Рождество я выбрал! Я не так злился на действия резервиста, как на собственную глупость и недостаток здравого смысла.
— Я не знаю, кто вы, — сказал солдат, — да мне и не важно, один призывник ничем не отличается от другого, но мне поручили ловить беглецов, и теперь у меня достаточно дезертиров. Надеюсь, вы оба доживете до утра, а потом я вас отведу обратно в Уильямс-Форд. В любом случае сегодня никто не спит. По крайней мере я не буду, ну а вы можете. Если голодны, есть немного мяса.
Никогда в жизни я еще не был менее голоден и уже хотел сказать об этом, но тут вмешался Джулиан:
— Это правда, Адам. Нас поймали. Зря ты за мной пошел.
— Вот и я так думаю.
Он многозначительно взглянул на меня и, понизив голос, спросил:
— А Сэм…
— Не шептаться! — засуетился охранник.
Но я сообразил, о чем был вопрос, и кивнул в знак того, что передал послание Джулиана, хотя это ни в коей мере не гарантировало нашего освобождения. В конце концов, все выезды из Уильямс-Форда строго охранялись, да и сам Сэм не мог ускользнуть так же незаметно, как я. Если же откроется, что Джулиан исчез, то охрану усилят, а может, и пошлют отряд на наши поиски. Человек же, поймавший нас, похоже, был обыкновенным пастухом с заданием патрулировать дороги и отлавливать беглецов. Просто он отнесся ответственно к своей работе.
Сейчас же, поймав нас, солдат ослабил бдительность, вынул деревянную трубку из кармана и принялся набивать ее, попутно стараясь поудобнее устроиться на деревянном ящике. Жесты у него по-прежнему были довольно дергаными, и, похоже, он решил расслабиться, так как заправлял явно не табак.
Наверное, резервист родился в Кентукки, так как, насколько мне известно, люди незнатного происхождения часто имеют дурную привычку курить коноплю, которая в обилии растет в этом штате. Ее там разводят для производства веревок, ткани и бумаги и как дурманящее средство, менее ядовитое, чем индейская конопля. Как говорят, мягкий дым этого растения приятен для тех, кто к нему пристрастился, хотя от него иногда наступает сонливость и сильная сухость в горле.
Джулиан, по-видимому, решил, что все это может стать полезным для нас, поэтому жестом велел мне молчать и не отвлекать резервиста от курения. Солдат набил трубку сухой растительной массой, высыпав ее из промасленного конверта, хорошенько затянулся, и вскоре не лишенный приятности дым присоединился к дыму костра, еле заметными клубами вытягиваясь в дыру на потолке.
Ночь определенно обещала быть долгой, я старался проявить терпение и не слишком много думать о Рождестве, желтом свете окон родного дома темными зимними вечерами или о мягкой кровати, в которой спал бы сейчас, если бы хоть немного обдумывал свои действия.
VII
Я начал свой рассказ, говоря, что это история о Джулиане Комстоке, но, боюсь, солгал, так как получилось, что рассказ-то в основном идет обо мне.
Но тому есть причина, а не только очевидные соблазны тщеславия и самолюбования. В то время я знал Джулиана далеко не так хорошо, как думал.
Наша дружба была по большому счету мальчишеской. Сидя в молчаливом плену руин Ландсфорда, я не мог не вспомнить все, что мы делали вместе: чтение книг, охоту в лесистых холмах к западу от Уильямс-Форда, дружеские споры обо всем, начиная от философии и людей на Луне и кончая лучшим способом насадить наживку на крючок или подтянуть подпругу. Во время наших совместных прогулок я слишком легко забывал, что Джулиан оставался аристократом с тесными связями среди могущественных людей, или то, что его отец был знаменит и как герой, и как предатель, или то, что его дядя Деклан Комсток мог строить относительно Джулиана весьма коварные планы.