Мы принадлежали, как я уже говорил, к Церкви Знаков, малочисленной конфессии, которой остерегались арендаторы, так как Совет хоть и признал ее, но одобрял не до конца, к тому же она пользовалась большой популярностью среди необразованных рабочих-контрактников, в чьей среде и вырос мой отец. Наша Церковь в качестве основы своей веры выбрала отрывок из Евангелия от Марка, гласивший следующее: «Именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им».[6] Иными словами, мы были укротителями змей, и слава о нас распространилась далеко за пределы нашей скромной общины, нескольких дюжин батраков, в основном пришлых, не так давно пришедших из южных штатов. Отец был священником (хотя мы и не использовали это слово), и мы держали змей для ритуалов в проволочных клетках на заднем дворе, рядом с уборной, что никак не способствовало престижу и подъему социального статуса.
Таково было положение нашей семьи, когда Джулиан Комсток приехал погостить к Дунканам — Кроули вместе со своим учителем Сэмом Годвином и мы случайно встретились с ним на охоте.
В то время я помогал отцу, ведь тот уже добрался до должности управляющего богатыми конюшнями поместья. Папа любил животных, особенно лошадей. К сожалению, я в него не пошел, и мои отношения с обитателями стойл редко переходили за пределы холодного взаимного равнодушия. Я не любил свою работу — уборку сена, вывоз навоза, то есть ту рутину, выполнять которую старшие конюхи считали ниже своего достоинства, поэтому сильно обрадовался, когда домашний секретарь (или даже Годвин лично) стал регулярно вызывать меня в поместье по просьбе Джулиана. (Так как просьба исходила от Комстока, то отменить ее никто не мог, не важно, насколько яростно скрипели зубами конюхи и шорники, видя, как я нагло выхожу из-под их власти.)
Поначалу мы просто читали вместе, обсуждали книги, иногда охотились. Позже Сэм Годвин приглашал меня проверять уроки Джулиана, так как он занимался как его образованием, так и общим благополучием. (В школе Доминиона меня обучили основам чтения и письма, а под влиянием матери я еще больше отточил эти навыки, она верила в совершенствующее воздействие грамотности. Отец же не умел ни читать, ни писать.) А где-то спустя год после нашей первой встречи Сэм появился перед нашим домом с невероятным предложением.
— Мистер и миссис Хаззард, — сказал он, дотронувшись рукой до шляпы (которую снял, прежде чем войти в помещение, поэтому мне показалось, будто Годвин отдает нам честь), — вы, разумеется, знаете о дружбе между вашим сыном и Джулианом Комстоком.
— Да, — ответила мама, — и это нас часто беспокоит, принимая во внимание обстановку в поместье.
Она была женщиной невысокого роста, полной, но сильной, со своими взглядами на жизнь. Отец и так-то говорил редко, а в этот раз вовсе решил промолчать, только сел в кресло, держа в руках трубку из лаврового корня, которую так и не зажег.
— Обстановка в поместье — это и есть краеугольный камень нашего дела, — пояснил учитель. — Я не знаю, много ли Адам рассказывал вам о нашей ситуации. Отец Джулиана, генерал Брайс Комсток, мой друг, а также офицер, под командованием которого я служил, незадолго до смерти обязал меня заботиться о своем сыне…
— Незадолго до смерти на виселице по обвинению в измене, — уточнила мама.
Сэм поморщился:
— Воистину так, миссис Хаззард, не могу отрицать, но со всей убежденностью скажу, что суд был нечестным, а обвинение недоказуемым. Так это или не так, к моей заботе о Джулиане это не относится. Я обещал заботиться о мальчике, миссис Хаззард, и намерен сдержать обещание.
— Воистину христианское чувство. — Скептицизм просто сквозил в ее голосе.
— Что же касается ваших выводов относительно поместья и привычек молодых наследников и наследниц, я согласен с ними целиком и полностью. Именно поэтому я поощрял и одобрил дружбу Джулиана с вашим сыном. Если не считать Адама, у моего воспитанника нет настоящих друзей. Поместье — логово ядовитых змей, без обид, — добавил он, вспомнив о наших религиозных убеждениях и сделав типичное, но ошибочное заключение, что члены Церкви Знаков обязательно должны любить змей или чувствовать с ними какое-то родство. — Я действительно не хотел вас обидеть, но скорее позволю Джулиану общаться с… э-э-э… скорпионами, — Сэм обезоруживающе улыбнулся, — чем оставлю на волю насмешек, интриг, хитростей и отвратительных привычек аристократов. Поэтому я не просто его учитель, но и постоянный спутник. Вот только я в три раза старше ученика, миссис Хаззард, а ему нужен надежный друг его возраста.
— Что же конкретно вы предлагаете, мистер Годвин?
— Я предлагаю взять Адама к себе вторым учеником, на полное обучение, к общей выгоде обоих мальчиков.
Сэм обычно не слишком-то любил тратить слова попусту, поэтому от этой речи измучился так, словно несколько часов таскал тяжелые грузы.
— Учеником, понятно, но чему вы будете его учить, мистер Годвин?
— Механике. Истории. Грамматике и композиции. Военным навыкам…
— Адам уже знает, как заряжать винтовку.
— Обращению с пистолетом, саблей, борьбе на кулаках, но это только часть, — поспешно добавил учитель. — Отец Джулиана просил меня также развивать разум мальчика.
У моей матери было в запасе немало доводов, в основном касающихся того, как моя работа в конюшне помогает семье расплатиться по аренде и каково придется без этих дополнительных расписок при посещении магазина поместья. Но Сэм предвидел подобные возражения. Мать Джулиана — ни много ни мало невестка самого президента — доверила в полное распоряжение Годвина денежный фонд для обучения сына, из которого можно выплатить компенсацию за мое отсутствие в конюшнях. Причем немалую. Он назвал цифру, и возражения со стороны родителей сразу приутихли, а в конце концов и вовсе сошли на нет. (Я наблюдал за всем этим из другой комнаты, через приоткрытую дверь.)
Конечно, не все опасения исчезли. Когда на следующий день я отправился в поместье, причем уже не в конюшни, а в один из Великих Домов, мать предупредила меня не связываться с высокородными. Я дал слово, что буду держаться христианских ценностей. (Поспешное обещание, которое оказалось гораздо труднее сдержать, чем я представлял.[7])
— Ты рискуешь даже не моралью, — наставляла меня матушка. — Высокородные привыкли вести себя совершенно иначе, чем мы, Адам. В их играх на кон всегда ставятся жизни. Ты знаешь, что отца Джулиана повесили?
Мой друг никогда не говорил об этом, но все и так знали. Я повторил заверения Годвина, что Брайс Комсток был невиновен.
— Вполне возможно. В этом и дело. Последние тридцать лет президент у нас Деклан Комсток, и его родственники стали проявлять зависть. Единственную угрозу власти дяди Джулиана представлял его брат, который стал опасно популярным после войны с бразильцами. Подозреваю, мистер Годвин прав, и Брайса Комстока повесили не за то, что он был плохим генералом, а совсем наоборот, за то, что он был слишком успешным.
Несомненно, я не мог сбрасывать со счетов возможность подобных интриг, так как слышал истории о жизни в Нью-Йорке, где пребывал президент, от которых волосы встали бы дыбом даже у самого законченного циника. Но какое отношение они имели ко мне? Или даже к Джулиану? Мы же всего лишь дети.
Эх, каким же я был наивным!
IV
Дни стали короче, День благодарения пришел и ушел, потом пролетел ноябрь, а в воздухе закружился снег — по крайней мере, воздух стал пахнуть по-другому, — когда в Уильямс-Форд прибыли пятьдесят кавалеристов из резерва Атабаски, эскорт для примерно такого же числа агитаторов и выборщиков.
7
Несколько женственная натура Джулиана завоевала ему репутацию содомита среди молодых аристократов. То, что они могли поверить в подобную чушь, не располагая какими-либо доказательствами, красноречиво свидетельствует об образе мыслей этого класса. Но столь странное убеждение неожиданно пошло на пользу мне. Не раз и не два его подруги — искушенные девушки моего возраста или даже старше — предполагали, что я состою с Джулианом в физической связи, а потому решали излечить меня от столь извращенной привычки, так сказать, прямым способом. Я был счастлив принять такое лекарство, и им всегда удавалось победить мою «пагубную страсть».