Теперь лужа растеклась от кабинки почти до противоположной стены. В этих нечистотах было достаточно воды, чтобы там отражался, хотя и нечетко, телекранный образ, но там же виднелись и какие-то бурые кляксы, и немалое количество примет диагноза «менструальные боли». В этих нечистотах валялась насквозь промокшая сложенная вдвое бумажка. «Я вас люблю» — мелькнуло в голове у Джулии, но она быстро сообразила, что это за листок. В то утро Эди написала объявление с призывом к проживающим не пользоваться этим унитазом: «Не усугубляйте данную неположительную ситуацию, товарищи!» Все посмеялись, и Джулия, сложив листок, повесила его на верхнюю кромку двери.
Распахнув эту дверь, некая девушка, очевидно, так торопилась усугубить неположительную ситуацию, что не заметила листок и смахнула его в самую гущу. Как могла она проглядеть неположительную ситуацию и почему не только воспользовалась унитазом, но и спустила воду — причем, судя по всему, не один раз, — было бы просто необъяснимо, не будь оно столь предсказуемо.
Джулия чуть не расплакалась. Сегодня нагрянул О’Брайен, Вики проспала, откуда-то взялась любовная записка, а теперь эта грязища. Половых тряпок, очевидно, больше не осталось. До вечера еще далеко, так что на горячую воду можно не рассчитывать. Пробить засор и не перепачкаться нет никакой возможности, а значит, придется идти в баню. Расходовать лишний банный талон, терять целый час времени, но если О’Брайен до сих пор снует в лито, значит тянуть с возвращением на работу просто опасно. И все из-за того, что какая-то девчонка считает ниже своего достоинства испражняться в поле зрения наблюдателей. А то, что убирать за ней дерьмо приходится другим, — это нормально?!
Тем временем коты учуяли кровь, и Комиссар, принюхиваясь к ближайшему сгустку, осторожно топтался возле лужи, а Тигр, более брезгливый, поглядывал из-за плеча братца. Опустив трос на пол, Джулия резко нагнулась и подхватила каждого за шкирку. Коты все еще выгибали шеи в направлении заманчивой лужи. Извиваясь в воздухе, Комиссар даже вонзил когти Джулии в рукав, но, когда она отворила дверь, оба безропотно перекочевали в раздевалку. Джулия захлопнула перед ними дверь и пробормотала себе под нос:
— Партия сильна, трудности наши несильны.
Она тут же шагнула в сторону кабинки, подавив в себе всякие ощущения, и распахнула дверцу, чтобы оценить масштабы бедствия.
Первой ее реакцией было облегчение. Вблизи лужа выглядела меньше, чем при взгляде снаружи: кто-то явно попытался протереть пол. Эта совестливая душа извела все клочки газетной бумаги, предназначенные для гигиенических целей, но по неведомой причине решила не выбрасывать их в ведро, а оставила всю размокшую кипу в углу кабинки. Ну, спасибо, что не затолкала в унитаз, иначе Джулии пришлось бы их выгребать. Тут-то она и заметила нечто в унитазе. Сперва решила, что померещилось, но потом прищурилась, наклонилась — видение не исчезало.
Размерами оно было не крупнее мыши, и бóльшую его часть занимала шишковатая, бесформенная голова. На месте глазниц — пустые места. Прозрачная лиловатая кожа испещрена красными точками и яркими потеками крови. Морщинистые конечности были облеплены сгустками какой-то студенистой массы, но одна ручонка с удивительно аккуратным, вполне сформировавшимся локтем, осталась чистой. Стопа с пятью отчетливо различимыми крошечными пальчиками была подтянута к животу, будто в спокойном сне. Самой человеческой приметой была его нагота. У Джулии возникло инстинктивное желание завернуть это существо в одеяло. Тельце лежало в мутно-бурой жиже, смешанной с кровью. Ко лбу жался комок нечистот.
Младенец Вики.
3
На сообщение Джулии полицейский патруль отреагировал до ужаса оперативно. Впрочем, в тот момент чуть ли не все происходящее приводило в ужас. Двое патрульных поволокли Аткинс в спальное помещение; та не устояла на ногах, да еще получила выволочку за свою неуклюжесть. Джулия осталась у конторки, а трое других обрушили на нее поток обвинений. Подоспело еще несколько нарядов полиции: блюстителей порядка отличал здоровый румянец, решительный настрой и приятный тремор — ни дать ни взять зеваки, собравшиеся поглазеть на казнь. Когда новоприбывшие устремились наверх, Джулию пронзила мысль о том, что записка все еще лежит на верхней полке ее шкафчика.
Страх Джулии немного приглушало успокоительное осознание того, что роль свою в этом процессе она знает назубок и вполне сносно исполняет. С раннего детства, проведенного в ПАЗ, ей было известно, как вести себя на полицейском допросе. Имен по мере возможности не называть. В целях самосохранения не пытаться выводить на чистую воду тех, у кого есть покровители, и не выгораживать тех, у кого покровителей нет. Не попадаться на удочку полицейских, если они будут переводить разговор на посторонние темы. О чем бы тебя ни спрашивали — говорить только о происшествии. А будут спрашивать о происшествии — прикидываться дурочкой, которая вообще плохо соображает. Но главное — изъясняться без затей и повторять свою версию без запинки, чтобы никто не поймал тебя на расхождениях. И ничего страшного, если такие показания будут звучать тупо — да и пусть. Это даже хорошо. Пока тупой расскажет, умный в землю ляжет.