Выбрать главу

На Центральном вокзале они нашли эшелон, составленный из теплушек и вагонов третьего класса. Кармен отправилась домой в коричневом пальто, купленном еще в сороковом году, на ногах туфли на пробковой танкетке. В этом пальто она собиралась поехать в Рим на Всемирную выставку, которая не состоялась, потому что началась мировая война. После второй беременности ее фигура немного раздалась, и пальто стало узковато.

– Я дам о себе знать, – заверила она мужа, – а ты глаз с детей не спускай.

– Возвращайся поскорей, – сказал в ответ Витторио, который по-своему был очень привязан к жене.

Путь до Модены длился трое суток: поезд больше стоял, чем двигался. Шоссе и железные дороги бомбили без передышки. Днем – американцы, ночью – английские бомбардировщики. Люди настолько к этому привыкли, что уже по звуку научились определять типы самолетов. Живя бок о бок со смертью, зная, что ружейная пуля, автоматная очередь, бомба могут в любую минуту отправить их на тот свет, они уже и бояться перестали. В те годы мало кому выпадало счастье умереть в собственной постели, поэтому к налетам относились не то чтобы спокойно, но без драматизма и паники.

Стояла холодная лунная ночь, когда поезд остановился в Пьяченце. В пути Кармен наслушалась разных историй – и грустных, и веселых, теперь она вместе со всеми пересела на паром, который перевез ее на другой берег реки По. Вдыхая ароматный морозный воздух, глядя на чистое, усеянное бледными звездами зимнее небо, на островки голубого снега, Кармен представляла себя героиней русских романов, которыми зачитывалась в юности.

До Пармы она добиралась на попутных грузовиках, потом целый день тряслась в повозках, перевозивших с реки песок и гравий, потом села в поезд, но доехала только до Рубьеры, так как железнодорожное полотно оказалось поврежденным партизанами. Последние километры она шла пешком с небольшим фибровым чемоданом в руке, в котором давно не осталось ничего съестного. Если бы не один сердобольный крестьянин, поделившийся с ней хлебом и сыром, она, наверное, уже умерла бы с голоду.

В Модену она вошла, когда стемнело. Ее обогнал грузовик с чернорубашечниками, на фуражках которых красовались череп и кости. Возбужденные насилием и спиртным, они горланили богохульства на мотив религиозного гимна. В центре грузовика Кармен заметила трех молодых людей со связанными проволокой руками. В окровавленной одежде, с избитыми лицами, они смотрели куда-то вдаль, и в их взглядах не было страха. На груди одного была прикреплена надпись: «Бандит». Эти бесстрашные ребята, которых везли на смерть, были партизанами, и Кармен с грустью подумала, что если бы не проклятая война, они бы мирно жили в своих деревнях, ходили бы в кино и на танцы и дрались бы только из-за девчонок.

Кармен не узнавала улиц родного города: почти все здания вокруг были разрушены.

Когда она добралась, наконец, до дома, матери уже не было в живых. Бабушка Стелла закрыла ей глаза, соседки ее одели, священник прочел заупокойную молитву. Кармен узнала, что ее нежная мечтательная мать умерла как героиня, с мужеством, которое трудно было предположить в такой хрупкой женщине. Не болезнь сразила ее, ее замучили фашисты, уверенные, что мать не вынесет побоев и выдаст, где скрывается ее муж, командир партизанского отряда. Они забили ее до смерти, но так ничего и не узнали.

Глядя на бескровное лицо, на четки, вложенные в безжизненные пальцы, Кармен вдруг вспомнила мать молодой, красивой, в ярком платье, когда они давным-давно ездили вместе в деревню. Кармен была тогда еще девочкой, но в памяти ярко запечатлелись дремавшие под жарким и мирным солнцем дома, горы, встающие на горизонте, как сказочные великаны, волнующееся море пшеницы, отливавшее на закате золотом зреющих колосьев. Сейчас стояла холодная зима, была война, вокруг царили жестокость и смерть.

Кармен разрыдалась. Кто-то помог ей дойти до ее девичьей комнаты, уложил на кровать. Она уснула и спала долго и крепко, без сновидений.

Глава 2

Ну, вот и все. Матери больше нет. Ее отпели, опустили в могилу, засыпали землей. Хлопья снега медленно опускаются с серого неба на свеженасыпанный холм. Все торопятся – священник, могильщики, немногочисленные родственники и знакомые. Смерть, унося людей каждый день, потеряла свою скорбную торжественность, стала обыденным, почти житейским делом.