До меня же Джуна настойчиво, зачастую агрессивно, сейчас я понимаю, из последних силеночек, «докапывалась сама», не относя ни к одной из категорий своих знакомств и контактов. Из чувства самосохранения я категорически не брала от Джуны ни денег, ни подарков, зная о ее склонности обвинять человека в воровстве. И старалась общаться исключительно при свидетелях, поближе к камерам внутреннего наблюдения.
Когда она что-то заказывала купить, я покупала, но не брала за это денег, а приносила в подарок.
– Я заплачу, у меня есть деньги, – настаивала Джуна.
– У меня тоже, – улыбалась я, не договаривая, что они были последние.
– Ну и ладно… – махала она рукою.
Но иногда мы оставались наедине. Тогда вся ее энергия обращалась только на меня одну. От ее табака трещали волосы. А от пронизывающих душу взглядов возникало лишь одно желание – погладить ее по волосам, успокоить.
Однажды на художественном полотне я увидела девочку. И непроизвольно спросила:
– Джуна! Почему ты так убиваешься о сыне и никогда слезинки не проронила о дочери?
Она преобразилась в лице. Стала задумчиво-мягкой. Грустной. Печально-горькой.
– Света. Когда я ее родила, мне не было восемнадцати лет! Я не люблю вспоминать эту историю. У меня очень узкий таз. И Юна пошла не вниз, а наверх к сердцу… Вот так… – Джуна задохнулась. – Ее у меня отняли. Шесть лет, Света. А потом она умерла.
– Но у тебя же были еще дети, – с полной уверенностью сказала я.
– Да. Близнецы. Они родились неполноценными. Я хотела их забрать, Света, клянусь. Я ходила везде! Мне не дали… У меня страшная жизнь. Врагу не пожелаешь, Света! Врагу не пожелаешь…
Я не стала «лезть под ногти» и спрашивать, кто являлся отцом ее детей до Вахо. Душа моя свернулась, как сворачивается скисшее молоко на плите. Так со мною бывает, когда речь заходит об инцесте. Я просто так почувствовала. В тот миг. Гораздо позже, просматривая интервью Джуны в Интернете, я обнаружила как раз таки информацию о том, что близнецы были от ее отца. Но утверждать, верна ли эта информация или это ее «понты», я не могу.
В тот день мой неожиданный для нас обоих вопрос под напором горьких воспоминаний вызвал в ней потребность петь о любви ту песню, что я так любила в восьмидесятые и что прославила Ирина Понаровская. Это была песня на слова Джуны…
Юна – символ материнской несправедливости?
Если Вахтангу достались слезы и любовь, то Юне – философия и легкость пера матери.
Юнии, или Юне, посвящены многие стихотворения Джуны. Легенды и притчи – «Альтернатива», «Воительница», «Загадочная добродетель», «Зимний ноктюрн», «Золотая овца», «Притча Алеса», «Притча Сардиса», «Притча Юнии», «Прегрешение» и другие.
Жанр, обозначенный Джуной как притча, более похож на романтический рассказ с множественными продолжениями и набором одних и тех же главных действующих героев. Причем в эти рассказы, подобно Сервантесу, Джуна вставляет стихи. Если все притчи Джуны соединить вместе, получатся некие хроники жизни на далекой планете или, к примеру сказать, роман «Дон Кихот», где дочь ее Юния и биографией, и чувствами, и стремлениями, и волшебством поэтики характера сильно схожа с самой Джуной, своеобразным Дон Кихотом нашего времени.