Однако, выйдя за порог, усмешка тут же сбежала с его лица, и маг задумался. Поиски принцев его интересовали менее всего: он был поражен собственной реакцией. Сегодня он практически спас Ицхаль жизнь, потому что в этот опасный, тонкий, словно лезвие обсидианового ножа, момент, одно его слово могло окончательно склонить князя к убийству. А дальше - уже детали, слепых исполнителей воли владыки Ургаха найдется немало…
Почему? Это был сложный вопрос. Повторяя его, Горхон заложил руки за спину и с неприкрыто озабоченным видом прошел по длинным темным коридорам дворца, мимо рядов циклопических колонн, мимо маслянисто поблескивающих в полутьме бронзовых статуй богов и богинь, мимо стражников в рогатых шлемах с застывшими усатыми лицами.
Более того. Учитывая то, что он, - и только он! - узнал недавно, не исключено, что жрица теперь тоже вступит в игру. Если, конечно, не уверена точно, что ее ребенка нет в живых. Впрочем, этот козырь следует приберечь напоследок. И найти доказательства.
Но, - ах! - держать Ицхаль в кулаке было бы восхитительно. Пожалуй, в зрелых женщинах что-то есть. Они более сложны, тонки, более непредсказуемы, чем молоденькие рабыни, которые годятся только на то, чтобы делиться с ним своей молодостью.
Княжна Ургаха. Посвященная жрица высокого ранга. Такая любовная связь, - естественно, тайная, - пожалуй, по-настоящему развлекла бы его, тем более что Ицхаль, - он почувствовал это, - несмотря на свои магические практики и тайны, оставалась женщиной, а не упакованной в монашеский балахон безвозрастной старухой, пустой и ломкой, словно высушенной изнутри. Горхон вспомнил, как она села на своем ложе, - обнаженная и царственно равнодушная к собственной наготе. Такую женщину приятно покорить, тем более что все инструменты у него на руках имеются. А, подчинив ее своей воле, он, Горхон, может добиться многого. Очень многого - больше, чем принесут ему все свитки Желтого Монаха, вместе взятые. И почему такая простая мысль раньше не пришла ему в голову? Нечасто путь к большой цели бывает таким приятным…
Ицхаль понимала, что последнее время она ходит по краю бездны. Не то чтобы раньше ее жизнь была столь уж безмятежной, - как никак, она была единственной родственницей правящего князя, до которой он мог дотянуться, но сейчас столько лет державшееся хрупкое равновесие было нарушено. То, что сказала ей перед смертью старая кормилица, все меняло в этой системе мира.
Живы ли двое сыновей ее брата Каваджмугли или нет - для нее все равно. Любое ее действие будет расценено как попытка предательства. И, что хуже всего, посланные на поиски лазутчики могут выйти на след ее сына, - она сама проложила этот след, отправив Элиру в ее опасное странствие. Она поторопилась, теперь Ицхаль знала это.
Но с того дня, как в ее сердце поселилась надежда на то, что ее сын жив, Ицхаль Тумгор, Верховная жрица школы Гарда, перестала испытывать страх за себя.
В конце концов, она родилась и выросла в Ургахе, княжестве, где даже камни пропитаны древней магией, где жрецов, колдунов и монахов больше, чем пастухов со всеми их стадами. В Ургахе сто семьдесят магических школ, и во многих из них умеют открывать врата будущего. Она сама смотрела в эти врата. Свою смерть она там не видела. А вот смерть своего брата она видела, и смерть эта была воистину чудовищной.
Она могла бы убить его сама. Это было бы легко. С помощью яда, или с помощью магии. Ицхаль была достаточно умна и имела несколько верных людей, в том числе и в окружении своего брата. Тех, кто считал, что, если Ригванапади умрет, сможет через ее постель продолжить себе путь к трону. Тех, кто считал, что обет безбрачия, в который ее заключили в четырнадцать лет, словно в кандалы, можно разрушить. В истории князей Ургаха случались куда более драматичные отречения. Чего стоит, например, трехкратное отречение от престола ее прадеда Монаригампо, после каждого из которых следовали массовые казни всех, ему неугодных, которые монарх пережидал, принимая обет монашества и проходя предшествующую ему процедуру омовения от совершенной в мирской жизни грехов. Говорят, в третий раз настоятель монастыря отказался принимать венценосного послушника. Монаригампо убил его на ступенях храма и приставил меч к горлу держащего умывального чашу монаха:
- Или ты совершишь надо мной обряд - или умрешь.
Монах стал настоятелем, а Монаригампо перебил всех, кто еще смел сомневаться в божественном происхождении княжеской власти.
Ее слабость заключалась в том, что она ненавидела кровь, текущую в своих жилах. Кровь князей Ургаха, убивавших своих предшественников куда чаще, чем им случалось передавать власть мирно. Ее брат Падварнапас, предшественник Ригванапади, был ничуть не лучше. Ночь Наложниц. Убитые женщины со вспоротыми животами. Как хотя бы этим двоим удалось спастись?
Быть может, она неправа, и ей не стоит искать своего сына вовсе. Никогда не увидеть, каким он стал, никогда не сказать ему ни одного слова, - но зато удержать его подальше от этого змеиного гнезда? Но не находится ли он в еще большей опасности среди диких степных племен, постоянно живущих в состоянии войны и грызущихся друг с другом, словно стая собак за кость?
Ей нужен совет. И… еще кое-что, что требует внимания.
Главы монашеских и жреческих школ и орденов весьма часто и беспрепятственно покидали Йоднапанасат. Все, кроме нее. Для Ицхаль покинуть столицу означало выскользнуть из-под контроля брата, а он этого не терпел. Ей пришлось посетить брата лично и навязать себе эскорт из двадцати вооруженных стражников (" Дороги столь опасны, дорогая сестра, я просто настаиваю на твоем сопровождении!"). Неотложность своего путешествия она объяснила известием о болезни святой отшельницы Мха Грома. У некоторых крупных школ, - к примеру, у школы Уззр, были места, где обитали монахи, отрешившиеся от мирского. Как правило, их кельи размещали в пустынных и диких местах, однако неподалеку от монастырей, чтобы приходившие монахи могли снабжать отшельников всем необходимым. Отшельницы школы Гарда чаще всего селились при Храме Снежного Грифа.
С этим местом у Ицхаль было достаточно много связано, чтобы она сделала то, что сделала. Перелистывая свитки Желтого Монаха, доставшиеся ей как настоятельнице школы, она терпеливо составляла разрозненные куски, распутывала слова забытого языка, разыскивала забытые термины, - и некоторые из ее догадок нуждались в подтверждении. Например, в одном из свитков указывалось, как усилить во много раз свои способности по чтению и передаче мыслей на расстоянии, вплоть до того, чтобы это было возможно даже для полностью неподготовленных людей. Ицхаль всегда мучилась тем, что от природы ее магические способности были довольно посредственны. По крайней мере, телепатировать она не могла. А сейчас ей просто необходимо остановить Элиру, которая в этот самый момент может везти ее сына все ближе к собственной гибели. Мысль об этом сводила Ицхаль с ума. Элире необходимо дать знать о происходящем, связаться с ней.
Ей даже не пришлось разыскивать указанные в свитке магические катализаторы. Посетив сокровищницу школы, она обнаружила все, что необходимо, стоящим вместе и аккуратно упакованным в листы тонкой бумаги. И теперь везла с собой. Уместившееся в одном небольшом сундучке, по ценности это имущество равнялось небольшому государству.
Откровенная слежка за собой ее не слишком волновала: Ицхаль знала, что то, что она хочет скрыть от других, обычным стражникам не обнаружить. Кроме того, ей действительно нужен совет Мха Грома.
Дорога разматывалась перед ней, словно лента воспоминаний. Ицхаль снова вспоминала себя, - несчастную, изо всех сил сдерживающую слезы пятнадцатилетнюю княжну, выросшую в роскоши и в первый раз отправленную за пределы Йоднапанасат. Сейчас она считала, что пребывание в монастыре все-таки пошло ей на пользу. Кто знает, останься она при дворе, не отравила бы ей душу его ядовитая атмосфера. Как известно, большие испытания слабых ломают, а сильных делают еще сильней. Она не сломалась. Не сломать ее и теперь.