- Правда, - кивнула Ицхаль, - У нас называют - княжна.
- Значит, твой сын и мой воин Илуге - еще и ургашский…как это…княжич? - хохотнул Чиркен, - А я ведь до конца не верил. Впридачу ко всем твоим прочим подвигам это просто удивительно! Или ты и вправду колдун? Что, в Ургахе, все такие?
- Не все, - ответила Ицхаль, - Хотя правящая семья считается отмеченной богами. Скорее, это зависит от того, как человек развивает свои способности.
- Ну, Илуге у нас прославился и без своего ургашского наследства, - хитро улыбнулся Чиркен. Брови Ицхаль удивленно взлетели вверх.
- О да, - продолжал Чиркен с прежним весельем, - Мой дед, хан Темрик, любил говаривать, что этот чужак способен на невыполнимые вещи.
В глазах Ицхаль появилось какое-то странное, отсутствующее выражение.
- Ты решил продолжить дедовы традиции, великий хан? - не без яда спросил Илуге. Ему стало ясно, что такие люди без веского повода на пороге не появляются, - Да только не знаю, справлюсь ли?
- Шаманы объявили Тэнгэрин Утха - Небесное Испытание. Кто пройдет его - будет избран духами степей и станет угэрчи - военным вождем всех племен.
Внутри него ударил гонг. Время свернулось в тугую спираль и отбросило его назад, в день своей победы на скачках, когда - разгоряченный, счастливый, в первый раз в жизни узнавший, что такое разделить радость победы с друзьями, - он услышал слова Онхотоя.
" Вскоре после того, как твой конь умрет, ты станешь угэрчи - военным вождем. всех племен. Я видел, как за твоей спиной колыхались их бунчуки. И я был с тобой там, белоголовый чужак, полный неожиданностей, как собака - блох Я видел перед тобой великий выбор, и от этого выбора зависит судьба Великой Степи".
Да он сказал это. И еще сказал:
" Но, - скажи, - разве тебе стало легче оттого, что ты знаешь это? Тебе все равно придется пройти весь путь, своим потом и своей кровью, своим упрямством и своим мужеством. И все равно до конца не знать, сбудется ли обещанное…"
Он поглядел на Онхотоя. Молодой шаман был невозмутим, только его голубые глаза,казалось,превратились в два остро отточенных клинка,буравящих душу.
" Ну что, белоголовый, - казалось, говорили они, - Вот все и сбылось. Станет ли тебе легче сделать новый шаг к грядущему? Прибавится ли веры?"
- Шаманы сказали, как будет проводиться Тэнгэрин Утха, - по мере того, как слова срывались с его губ, Чиркен мрачнел, - Избранный воин должен привести небесного коня с полей Аргуна, и взнуздать его уздой из волос трех дочерей Эрлика…
Илуге почувствовал, что у него зашевелились волосы на загривке. По своей воле разыскать Эмет Утешительницу и взять волос с ее головы? Посмотреть в голубые глаза Исмет Тишайшей - той, что приходится увидеть лишь один раз, на вдохе, перед тем, как умереть на выдохе?
- Тебе не стоило говорить это при его матери, - поморщился Джурджаган, и Илуге уловил в голове рыжего итагана сочувствие, - Парень сам должен решиться.
- Отчего же? - Ицхаль безмятежно улыбнулась, - Мой сын - воин. Не нужно меня жалеть.
Да, его мать оказалась сделана из твердой породы. Как, впрочем, и Нарьяна. Она все еще носила повязку, но, услышав, что Чиркен посылает Илуге в столь почетное путешествие (подробности он постарался опустить, а в ушах других они звучали просто красивой сказкой), не пожелала ничего слушать.
- Если не возьмешь - поеду следом одна, - отрубила она однозначно, и Илуге знал, - ведь поедет же.
Правда, хоть Янира, к его облегчению, вняла его уговорам, что об Ицхаль будет некому позаботиться. Она вообще стала какая-то грустная после того, как они вернулись. Сначала обрадовалась, кинулась на грудь, плакала от счастья, гладила по лицу, будто слепая. А потом вдруг внутренне отшатнулась, стала сдержанной и тихой. Должно быть, завидует, - он все-таки чудом обрел свою мать, а у нее, получается, ни одного кровно близкого существа не осталось. Илуге старался быть с ней поласковей, насколько ему это удавалось, но девушку это, похоже, только еще больше злило.
" По весне пойду к Эрулену в жены!" - заявила она как-то, чем привела Илуге в растерянность и бешенство одновременно. Что это с ней происходит?
Мать вышла проводить их с Нарьяной. Одетая в одежду степняков, - кожаные штаны, поверх платье на поясе и нагрудник, - она, тем не менее, резко отличалась от всех, - узкой прямой спиной, горделивой посадкой головы, изысканным бледным лицом, не загрубевшим на степных ветрах. Белизной тонких пальцев. Глазами - огромными зелеными глазами на худом бесстрастном лице. Ицхаль Тумгор не стала голосить, как бывает, голосят женщины, провожающие сыновей в поход. Не стала плакать. Стояла и смотрела, неотрывно, невыносимо.
Илуге отвел глаза. Он еще не привык, что есть кто-то, кому он настолько небезразличен. Это порой даже пугало.
Путь на Пуп был, хоть не слишком длинен, а не сказать, что приятен. Зимой по степи можно идти только там, где снег по сопкам сдует, - в оврагах и долинах он лежит плотно, и лошади могут пораниться и сильно устают. Должно быть, важное дело затеяли шаманы, думал он, глядя, как перед ним ползет цепочка всадников. Чиркен, Джурджаган, Онхотой, - поехали все. Еще два десятка воинов - больше шаманы брать запретили, еще драка вспыхнет. О том, что именно Илуге - избранный Чиркеном кандидат, хан,судя по всему, не особенно распространялся. Однако,судя по коротким,острым взглядам, ощутимо царапавшим лицо, все и так догадались. Слишком многие события последних дней были так или иначе связаны с ним. Нарьяна старалась держаться в тени. Илуге отправил ее саму проситься на Тэнгэрин Утха - и вернулась она, улыбаясь до ушей, с согласием хана. Теперь и возразить было нечего.
Пупом степные племена называли ровную, почти идеально круглую долинку между пяти высоких округлых холмов, похожих на курганы неведомым воителям прошлых времен. Здесь сходились границы пяти племен, и с незапамятных времен кто-то объявил Пуп местом мира. Здесь торговали, устраивали замирения, если опасались нападений. Здесь шаманы проводили свои сборы. Здесь сватали приглянувшихся девушек из других племен. И рабами торговали - тоже здесь. Илуге помнил Пуп. Помнил свою ярость. Его напоили каким-то одурманивающим снадобьем, чтобы мальчишка не так рвался в своих веревках.
Сейчас долина была почти пуста, хотя весной походные юрты и табуны выставляемых на продажу лошадей заполняют ее всю - яблоку негде упасть. Каждому племени на Пупе отводилось свое,четко обозначенное место. Однако там, где вставало до сотни юрт, сейчас стояло всего лишь полтора десятка, и оттого долина казалась пустынной. Илуге огляделся. Еще не прибыли охориты и тэрэиты. Остальные подошли.
В центре долины стояла большая юрта, разрисованная причудливыми узорами - такую ставят на шаманский сбор.
Джунгары подошли к занимаемому ими северо-западному углу, отгороженному потемневшими от времени покосившимися слегами, и сноровисто принялись ставить юрты. Онхотой ушел. Чиркен и Джурджаган, наблюдая за работой других, неспешно разговаривали. Чиркен, надо сказать, на глазах преображался: ушли его быстрые движения, привычка вскидывать голову, горячась, выпаливать колкие слова. Он сейчас изо всех сил старался говорить медленно и весомо. Как дед. Получалось временами очень похоже. Рыжий Джурджаган возвышался над ним, как башня. Итаган выглядел как настоящий военный вождь, - высокий, с широченной грудной клеткой, огромными ляжками и ручищами, - такой, пожалуй, мог бы помериться силой и с Темриком в его хорошие времена. Однако, похоже, задиристым нравом не отличался. Илуге внутренне постыдился своей неприязни, - завидовал ведь. А теперь все дурные мысли враз куда-то испарились.
Раскинули юрты, и Нарьяна с ходу взялась готовить, чем вызвала дружелюбное поддразнивание. Она вообще мгновенно освоилась в мужском сообществе, и Илуге оглянуться не успел, как уже игралась с мечом против Азгана - и (это против опытного воина!) держалась на удивление долго. Остальные столпились вокруг, оживленно обсуждая приемы и раздавая советы, некоторые из них были весьма откровенными. Илуге, сказать по чести, было не до веселья. Не хотелось никому признаваться, но его грыз страх. Одно дело - идти в бой с человеком, а совсем другое…