Хозяин оказался высоким, атлетически сложенным молодым человеком во фраке. Во фраке же был и редактор — болезненный на вид господин, по фамилии Мэйнард. Жена хозяина, хрупкая молодая женщина, сидела рядом с пожилой дамой, руководившей детским садом в трущобах, и молодой студенткой, красивой девушкой с сосредоточенным и серьезным лицом. За все время, пока Юргис был там, эта девушка заговорила только раз или два, остальное же время сидела у стола посреди комнаты, положив подбородок на руки и увлеченно следя за разговором. В комнате было еще двое мужчин, которых Фишер представил Юргису как мистера Лукаса и мистера Шлимана. Услышав, что они называют Адамса «товарищем», Юргис понял, что они социалисты. Лукас был человек невысокого роста с кротким и смиренным лицом, похожий на священника. Выяснилось, что он прежде действительно был странствующим проповедником-евангелистом, но прозрел и стал пророком нового учения. Он бродил по всей стране, жил, как некогда апостолы, чужим гостеприимством, и если не было зала, проповедовал на перекрестках. Появление Адамса и Юргиса прервало спор, который мистер Шлиман вел с редактором, но теперь они, по предложению хозяина, возобновили свою беседу. И скоро Юргис уже слушал, как завороженный, и ему казалось, что он никогда в жизни не встречал такого странного человека.
Николас Шлиман был высокий, худой швед, с волосатыми руками и торчащей светлой бородкой. Раньше он читал курс философии в университете, но потом, как он сам говорил, убедился, что продает не только свое время, но и свою душу. Тогда он отправился в Америку, поселился на чердаке в трущобах и развил поистине вулканическую деятельность. Он изучил состав пищевых продуктов и точно знал, сколько белков и углеводов требуется его организму. Он утверждал, что, жуя по научной системе, утраивает питательность своего рациона и поэтому может тратить на еду всего одиннадцать центов в день. Около первого июля он собирался на лето уйти из Чикаго и бродить по стране, нанимаясь на уборку урожая по два с половиной доллара в день, чтобы к возвращению скопить сто двадцать пять долларов, которых ему хватит на следующий год. Он утверждал, что такая жизнь обеспечивала ему максимум независимости, возможной «при капитализме». Он заявлял, что никогда не женится, потому что ни один здравомыслящий человек не позволит себе влюбиться прежде торжества революции.
Он сидел в большом кресле, закинув ногу за ногу, лицо его было в тени, так что видны были только глаза, в которых отражалось пламя камина. Он говорил просто и бесстрастно. С видом учителя, объясняющего ученикам геометрическую аксиому, он высказывал такие мысли, от которых у простого человека волосы становились дыбом. Если же кто-либо из слушателей просил пояснения, он иллюстрировал свою идею новыми, еще более чудовищными утверждениями. В глазах Юргиса доктор Шлиман вырастал до размеров грозы или землетрясения. Но, как это ни странно, он чувствовал, что между ними есть какое-то взаимопонимание, и все время легко следил за рассуждениями Шлимана. Трудности исчезали как бы сами собой, и дикий скакун абстрактного мышления уносил его, как Мазепу, бешеным галопом вперед и вперед.
Николас Шлиман хорошо знал вселенную и ее ничтожную частицу — человека. Он знал цену человеческим установлениям и играл ими, как мыльными пузырями. Непостижимо было, как такая разрушительная сила могла умещаться в одном человеческом мозгу. Что такое правительство? Цель правительства — охрана прав собственности, поддержка древнего насилия и современного обмана. Или что такое брак? Брак и проституция: две стороны одной медали — мужчина-хищник обеспечивает себя половым наслаждением. Разница между ними только классовая. Если у женщины есть деньги, она может диктовать свои условия: равенство, пожизненный договор и законность — другими словами, имущественные права своих детей. Если же у нее нет денег, она пролетарий и продает себя ради куска хлеба. Потом разговор коснулся религии — «самого опасного оружия сатаны». Правительство угнетает тело наемного раба, религия же угнетает его дух и отравляет поток прогресса у самого его истока. Рабочему предлагают надеяться на будущую жизнь, пока его обирают в этой. Его учат неприхотливости, смирению, покорности — короче, всем мнимым добродетелям капитализма. Судьбы цивилизации должны решиться в последней смертельной схватке между красным Интернационалом и черным — между социализмом и римско-католической церковью. А здесь, в Соединенных Штатах, «стигийский мрак американского евангелизма»…