— Здесь ничто не пропадает даром, — сказал он, а затем рассмеялся и сострил, довольный, что его неискушенные друзья примут эту шутку за его собственное изобретение. — В дело идет вся свинья целиком — кроме ее визга.
Напротив здания главной конторы Брауна маленький клочок земли порос травой, и вам не мешает узнать, что это была единственная зелень во всем Мясном городке; точно так же острота о свинье и ее визге — коронный номер всех проводников — была единственным проблеском юмора, который вы здесь могли встретить.
Вдоволь насмотревшись на загоны, вся компания направилась к массиву зданий, занимающих центральную часть чикагских боен. Эти кирпичные здания, покрытые многолетними отложениями сажи из фабричных труб, были сверху донизу испещрены рекламами, и посетитель внезапно догадывался, что тут-то и находится источник множества терзаний, омрачающих его жизнь. Здесь производились продукты, восхвалением которых его так изводили, — изводили рекламами, уродовавшими местность, по которой они проезжали, изводили крикливыми объявлениями в газетах и журналах, изводили глупыми, но навязчивыми стишками и уродливыми плакатами, подстерегавшими его за поворотом каждой улицы. Тут выделывались Брауновские Неподражаемая Ветчина и Бекон Высшего Качества, Брауновская Готовая Говядина, Брауновские Лучшие Колбасы! Тут была штабквартира Дэрхемовского Первосортного Сала, Дэрхемовского Бекона для Завтраков, Дэрхемовских Говяжьих Консервов, Консервированной Ветчины, Жареных Цыплят, Несравненного Удобрения!
Войдя в одно из дэрхемовских зданий, наши друзья застали там других посетителей. Вскоре пришел проводник, который должен был им все показать. Владельцы боен придавали большое значение тому, чтобы желающих водили повсюду, ибо это хорошая реклама. Но пан Иокубас язвительно шепнул, что посетители видят лишь то, что мясопромышленники желают показать.
По бесконечным наружным лестницам они поднялись наверх не то пяти-, не то шестиэтажного здания; сюда подходили мостки, по которым терпеливо взбирались бесчисленные ряды свиней. Наверху животным давали отдохнуть и остыть, а затем их впускали через специальный проход в помещение, откуда для свиней нет возврата.
Это был длинный узкий зал для посетителей. В одном его конце было установлено огромное железное колесо, двадцати футов в окружности, с крюками по краям обода. С обеих сторон колеса оставались узкие проходы, куда в конце своего пути входили свиньи; перед колесом стоял огромный, дюжий негр с голыми руками и голой грудью. Он отдыхал, так как колесо остановили для прочистки. Однако через несколько минут оно начало медленно вращаться, и люди по обеим его сторонам принялись за работу. В руках у них были цепи. Одним концом цени они захватывали ногу ближайшей свиньи, другой конец закидывали на кольцо колеса. Продолжая вращаться, колесо рывком поднимало животное на воздух.
В тот же миг раздавался оглушительный визг; посетители испуганно вздрагивали, женщины бледнели и отшатывались. Визг повторялся, еще более громкий и отчаянный, потому что, начав это путешествие, свинья из него уже не возвращалась. С вершины колеса ее подхватывала двигавшаяся по канату тележка, и свинья медленно проплывала в другой конец зала. Тем временем колесо вздергивало другую свинью, за нею третью и четвертую, пока не получался двойной ряд подвешенных за ногу свиней, отчаянно бьющихся и визжащих. Шум стоял невообразимый; казалось, что лопнут барабанные перепонки, что зал не вместит в себя все эти звуки, что обвалятся стены или обрушится потолок. Пронзительный визг смешивался с глухими воплями, хрюканье — с предсмертными стонами. Затем на мгновение наступало затишье, которое сменялось новым взрывом, еще более громким, достигавшим ошеломляющего апогея; кое-кто из посетителей не выдерживал, мужчины глядели друг на друга, нервно посмеиваясь, а женщины сжимали руки, кровь приливала к их лицам, и на глазах навертывались слезы.