Валерий Строкин
ДЖУНГЛИ
Мир тесен, возможно, но и хаотичен, как броуновское движение, мы столкнулись совершенно случайно, шумный городской муравейник для таких встреч не предназначен. Узнали, радостно кинулись обниматься, хлопать по плечам, жать руки, ловить взгляд.
В допотопные времена, иначе те времена и не назовешь, столько воды утекло, вместе учились в школе, сидели за одной партой и считались друзьями, про которых говорят: «не разлей водой». Вместе отправились поступать в университет, «и будем путешествовать вместе по всему миру». Он выучился и стал геологом, воплотил романтику в жизнь: тайга, ночь у костра, над огнём котелок с крепким чаем, или наваристой ухой, легкий перебор гитары и текучий млечный путь над головой. Я не доучился. Помешали семейные обстоятельства и новые мировые порядки, введенные девяностыми, обломными годами. Старый мир рушился, спазмы корчили его тело, он умирал в мучениях, новый мир, в красных пиджаках, с нэповскими замашками рождал уродца с капиталистическими замашками. Новое время принесло новые профессии, новых людей и новые сферы деятельности — окунайся в любую, только не вымажься и не свяжись с криминалом.
Теперь жалею, а как же детские помыслы и юношеские альтруистические мечты: ночь, палатка, волчий вой и ветра крики…Мой друг любил повторять: «В каждой луже — запах океана. В каждом камне — веянье пустынь». А я любил молча сидеть и закрыв глаза слушать истории о невероятных приключениях и великих открытиях, а ещё — завидовать тому, кто написал эти строки. Вот она романтика — запах…веянье…
Он оказался счастливее меня.
Первое время мы переписывались, перезванивались, потом…Мелочевка жизни, которой постепенно обрастаешь, словно ржавое дно корабля ракушками, начинает тянуть на дно и казаться первостепенными задачами. Краска на идоле смыта водой, золото юношеских ценностей поблекло и превратилось в мишуру, но на самом деле так только, кажется. Детство, его чистота и яркость, всегда где-то рядом — руку протяни. Да, ведь лень: работа, диван, телевизор…
Дружба, не исчезла, а как бы отдалилась, отступила, словно ежик в тумане. Знаете, старинная дорогая монета, которая заботливо хранится на дне шкатулки, с каждым годом тускнеет. Иногда о ней вспоминают, разбирая и выкидывая мелочи, которые её скрывали, вынимают, начищают и она сияет, словно только что её отчеканили и приготовили к запуску в оборот.
Он изменился, даже как-то постарел. Наверное, из-за бороды. Его лицо заросло патриархальной, лопатообразной, смоляной бородой, как у раскольника. Длинные курчавые волосы падали на глаза, он то и дело поправлял их рукой, откидывая на лоб. Карие глаза светились неподдельной радостью, сеть морщин в уголках, говорила об усталости и заботах. На висках, дыханием неожиданного заморозка, пробилась седина. Полные и насмешливые губы любящие улыбаться и ценить жизнь, сдувая с неё пенную пивную шапку, теперь с горечью поджаты.
Если честно — это он меня узнал. Из-за его бороды, я бы прошел мимо и не оглянулся. Зачем она ему? Он окликнул, кинулся навстречу. Я едва не испугался, странного бородатого мужика пока не увидел развевающиеся длинные кудрявые волосы и глаза: карие, озорные, слегка прищуренные, словно смотрят и проверяют «а на что способен ты». И его голос:
— Денис?! Ты ли это?!
Я замер посреди улицы, вглядываясь в окликнувшего бородача.
— Ты! Денис, чертяка! Вот так встреча! Ничуть не изменился! — бородач кинулся обниматься.
— Вот это встреча! — по плечу гулко хлопнула широкая, тяжелая ладонь.
— Сергей? — несмело произнес я.
— Он самый. Не узнал?!
— Узнал, — облегченно выдохнул я, признавая старого друга по глазам. — В старообрядцы подался, или время все-таки тебя пробило на рок, и ты стал слушать ZZ TOP? Борода тебя изменила, чуть признал, — попробовал отшутиться. — Чем занимаешься?
— Тем же, чем и раньше: ходим в экспедиции, ищем полезные и не очень ископаемые, торим новые дороги.
— Ага, романтик с большой дороги?
— Романтик, — радостно вздохнул Сергей.
— Слушай, Серега, такую встречу надо отметить — сто лет не виделись. Я живу неподалеку, давай заскочим ко мне. Посидим, поболтаем, вспомним грехи юности. Дома никого нет, никто не помешает.
Сергей посмотрел на часы.
— Торопишься?
— У меня самолет через три часа.
— Куда?
— В Красноярск, к брату, мои же все туда переехали, после того как мать вышла во второй раз замуж.
— Тем более, до самолета и у меня можно посидеть. Пошли.
— Ну, пошли, — Сергей взмахнул рукой.