– А знаешь, теперь мне кажется, что она действительно немного косолапит. Наверное, оттого, что коленки у нее вогнутые.
– Да. – Сэм не сводил взгляда с окна. – К тому же она настоящая плоскодонка. Мне нравится, когда мои женщины немного... помясистее.
– А я никогда не был любителем мясных туш.
– Каждому свое... – Сэм досчитал до пяти, затем поинтересовался: – А что ты скажешь насчет ее носа?
– Ничего себе носик, если тебе нравятся бульдоги.
Снаружи донесся сдавленный возглас ужаса. Сэм зашелся смехом. Он просто не в силах был сдержаться. Только через минуту он снова овладел голосом.
– Мне всегда больше нравились брюнетки.
– Это верно. Никогда не видел, чтобы ты увивался за блондинкой. Отчего это?
– Мне кажется, все блондинки... туповаты.
– А мне они нравятся, – сказал Джим.
– Тебе все подряд нравится.
– И вовсе нет. Светло-голубые глаза меня не привлекают. Слишком они холодные и пустые.
– Да уж точно, такие пустые, словно никого нет дома, – рассмеялся Сэм. – А в ее случае так и есть.
– Знаешь, пожалуй, она мне все-таки не нужна. Можешь взять ее себе, – снисходительно произнес Джим.
– А мне тоже не нужна. Наверное, придется вытянуть по карте и посмотреть, кто в конце концов взвалит на себя это ярмо. – Сэм еще раз перемешал карты и шлепнул колодой о стол. – Ты первый.
Джим выбрал карту и показал ее Сэму. Это был король.
– Всего-навсего тройка. Теперь, наверное, мне с ней возиться.
– Да, такую карту легко побить. Тройка. Не повезло тебе, Кэссиди. – Сэм вытянул туза пик и показал Джиму, тот отсалютовал. – Несчастливый день. Червовая двойка. Ты выиграл, значит, мне и дальше тащить это ярмо. Налей-ка еще. Покрепче. – Сэм взял стакан, затем со стуком отставил его и преувеличенно громко отодвинул стул, поднимаясь из-за стола. – Ладно, пойду проверю, как там она.
Из окна донесся шум бегства – хруп, хруп, хруп, топ, топ, топ – это Лолли уносила ноги прочь.
Давно Сэм так не веселился. Джим хохотал, тряся головой.
– Ты прав. От нее больше шума, чем от наступающего взвода.
Сэм открыл дверь и вышел на крыльцо, посмеиваясь.
– Да, должно быть, все из-за больших ног, – сказал он и притворил за собой дверь.
Ее дверь оказалась заперта.
– Лолли! Впусти меня.
– Уходи.
Сэм схватил ручку и затряс дверь:
– Отопри.
– Не могу. У меня слишком большие ноги. Боюсь споткнуться и разбить свою пустую голову!
Сэм выругался, отступил на шаг и пнул дверь повыше ручки. Дверь с шумом распахнулась и ударилась о стену с такой силой, что затрясся весь домик. Плечи Лолли вздрогнули, но она не оторвала голову от подушки. Сэм протопал по деревянному полу и навис над ней. В комнате стояла тишина.
– Лолли, посмотри на меня.
– Нет.
– Я сказал, посмотри на меня. – Он не сводил взгляда с ее затылка.
– Не могу, никого нет дома.
– Вот черт, – пробормотал он и долго смотрел на нее, прежде чем присесть на край кровати.
– Берегись моих вогнутых коленок, – сказала она приглушенным подушкой голосом.
– Лолли, Лолли, Лолли, – произнес Сэм, тряся ее.
Девушка даже не пошевелилась, поэтому он в конце концов схватил ее за плечи и посадил. Она не подняла глаз выше его подбородка.
– Ты плачешь, – удивленно проговорил он.
Шмыгнув носом, она вытерла глаза ладошкой.
– Какого черта ты плачешь? – поинтересовался Сэм, выпуская ее из рук, словно она могла взорваться в любую секунду.
– Меня здесь ненави-и-идят! – Лолли разрыдалась и упала на кровать. – Все люди в лагере ненавидят меня из-за птиц, а еще из-за того, что ты подрался с Джимом. Никому я здесь не нужна. Как всем мужчинам. А что со мной не так? Я не понимаю, – подвывала Лолли, говоря в подушку. – Я не такая уж плохая. Я действительно старалась помочь, но никому это не нужно. И я сама никому не нужна.
Сэм смотрел, как она всхлипывает, и на душе у него скребли кошки. Нет, временами он поступает как настоящий осел. Наконец он протянул руку и дотронулся до ее плеча:
– Перестань плакать.
Она не перестала.
– Эй, Лоллипоп. – Он ткнул ее в плечо. – Прошу тебя, перестань.
Она рыдала так, словно в целом мире у нее не было ни одного друга. Он снова ткнул ее пальцем:
– Ты не так уж плоха.
Лолли шмыгнула носом и с надеждой посмотрела на него мокрыми от слез глазами:
– В самом деле?
– Угу.
Лолли задумчиво прикусила губку. В эту минуту она выглядела далеко не замечательно. Волосы она зачесала назад и завязала на затылке, отчего глаза с красными веками казались огромными. Они занимали почти все маленькое личико, покрытое пятнами, такими красными, словно она опять наелась тех ягод. Здравый смысл и опыт прошлого подсказали Сэму, что лучше воздержаться от подобного замечания. Вместо этого он принялся оглядывать комнату.
– А что это значит «не так уж плоха»? – прошептала Лолли.
– Просто ты отличаешься от тех, к кому мы здесь привыкли. Видишь ли, здесь военный лагерь, а не девичий пансион. – Сэм вновь повернулся к ней.
– Я вовсе не стараюсь выводить людей из себя, – сказала Лолли с искренней печалью на маленьком личике, которую Сэм до сих пор у нее не замечал. У него даже сердце сжалось, чего с ним не случалось очень давно. – И я не подозревала, что я такая уродина. Никто не говорил мне ничего подобного.
Голос ее дрогнул, и она вдруг снова принялась рыдать. В каждом ее вздохе чувствовались боль и одиночество и еще то, что проняло его до костей, – стыд. Сэм никогда не думал, что такое возможно. Лолли Лару, которую он окрестил безмозглой задавакой, стыдилась того, что она нехороша. Нет, все-таки он осел, настоящий осел.
– Проклятие, – пробормотал он и, забыв обо всем на свете, притянул ее к себе, обнял, давая всласть выплакаться на своем плече. – И вовсе ты не уродина, – сказал он, распекая себя за то, что разыграл ее, чувствовал он себя при этом ужасно.
– Я слышала, как вы говорили обо мне, – сообщила она его плечу, обвивая его руками, словно от этого зависела ее жизнь.
Он посмотрел на белокурую головку, примостившуюся у него на плече, и рукой приподнял ее, чтобы заглянуть в глаза.
– Мы знали, что ты под окном, и нарочно так говорили.
Она пристально смотрела на него несколько секунд, пытаясь определить, насколько правдивы его слова.
– Зачем? Вы сделали это, чтобы обидеть меня? – По ее лицу было видно, что она ожидает услышать «да».
– Черт возьми, нет. – У него было такое чувство, будто он только что пнул щенка. – Мы решили просто подразнить тебя. Тебе не следовало бы бродить вокруг дома и подслушивать, вот мы и подумали, что это будет смешно.
– Я была там потому, что хотела убедиться, что с тобой все в порядке... после драки. Я думала, меня к тебе не пустят. Солдаты считают, что в драке виновата одна я.
Это совсем его доконало. Она беспокоилась о нем. Если не считать Кэссиди, то всем всегда было наплевать, что с ним и где он. А Лолли своим признанием будто всадила маленький кулачок прямо ему в живот. Сэм терзался чувством вины. Очень неприятным чувством. Лолли протянула руку и дотронулась до разбитой скулы:
– Ты весь в синяках.
Он заглянул в глаза Лолли, наивные голубые глаза, которые еще минуту назад смотрели с невыразимой болью. Эти глаза смотрели на него не отрываясь. В голове у него словно ударил колокол, предупреждая об опасности. Сэму было все равно.
В одну безумную секунду он осознал, что ее грудь мягко прижата к нему, а маленькая ручка лежит на его спине. Ее дыхание было для него часовой бомбой, отсчитывающей секунды, когда наконец он поддастся охватившему его порыву, который сулил одну беду.
Сэм схватил ее запястье и оторвал ручку от своего лица. В комнате было слышно лишь настороженное дыхание обоих. Она по-прежнему не сводила взгляда с его лица, но потом вдруг поморщилась и посмотрела на их руки. Сэм проследил за ее взглядом и увидел, что ладонь у нее стала ярко-красной, а кожа на запястье побелела, потому что он так и не отпустил ее руку, только сильнее сдавил. Сэм даже не сознавал, что делал. Он быстро выпустил руку и сразу поднялся, стремясь уйти от нее подальше. Убраться ко всем чертям.