― Вечером, когда Юля и Влад проводили меня в комнату, я выглянула в окно и мне показалось, что я увидела внизу, между зданием и деревьями, мужчину. То есть, я решила, что это мужчина, но лица я не видела. Мне показалось, что на голову у него был надет… мешок.
― Серьезно? ― От неожиданности Соболев заговорил с ней, хотя до того момента пытался даже не смотреть. ― Ты уверена?
― Да ни в чем я не уверена! ― огрызнулась Кристина. ― Говорю же, мне показалось. Я видела его несколько секунд. А стоило отвернуться, как он пропал. Я решила, что мне вообще привиделось. Или я видела что-то другое, а остальное додумала. Но в контексте сказанного вами… Вероятно, это что-то значит?
― Возможно, ― согласился Карпатский. ― Спасибо за информацию. Во сколько это произошло?
― Около… половины восьмого, наверное.
― Описать человека сможете?
― Я же говорю, что видела его пару секунд! Еще и с высоты второго этажа.
― Но хотя бы что-то? Высокий, низкий? Худой, толстый? Во что одет?
Она задумалась, пытаясь вспомнить, но в конце концов бессильно пожала плечами.
― Среднего телосложения, рост понять не успела, наверное, тоже средний. Одежда… непримечательная. Что-то темное. Куртка какая-то, кажется, и штаны.
― Ладно, и на том, как говорится, спасибо.
Пока они шли по коридору к лестнице, Карпатский успел коротко записать в блокнот показания Кристины, хотя ее слова и прозвучали странно. Но куда большая странность ждала их внизу, в холле. Растерянный охранник сообщил Федоровой, что записей с камер за нужные числа нет.
― Как это нет? ― весьма натурально удивилась та.
― А вот так. Папки пусты. Нет ни одной записи ни с одной из камер. Все удалено.
― И кто мог их удалить? ― мрачно поинтересовался Карпатский.
Охранник только пожал плечами, а Федорова устало выдохнула:
― Любой, кто улучил минуту и зашел в комнату охраны. Или кто-то взломал сервер, где хранятся записи.
― Или вы, ― добавил Карпатский, внимательно следя за ее реакцией.
На этот раз она даже не продемонстрировала возмущения. Только посмотрела на него, улыбнулась и кивнула.
― Я, конечно, тоже могла.
― Что ж, раз нет записей, тогда мне нужны данные обо всех постояльцах гостиницы в те выходные. Начиная с пятницы.
И снова никакого сопротивления или демонстративного недовольства.
Получив от Федоровой все, что та смогла предоставить, Карпатский сдержанно попрощался и отправился на парковку. Соболев к тому моменту уже ушел, ничего толком не сказав и никак свое стремительное бегство не прокомментировав. Он ждал у машины, беспокойно шагая из стороны в сторону.
― Можем ехать, ― объявил Карпатский. ― С гостиницей мы пока закончили.
Соболев кивнул, скользнул на место водителя и завел двигатель, но трогаться не торопился. Он неровно дышал и все время шевелился, то меняя позу, то одергивая одежду, то касаясь лица или волос. Карпатский наблюдал за этой суетой с некоторым недоумением.
― Ты чего?
― Дай сигарету, а?
― Ты же бросил.
― Я не бросил, а в процессе. И сейчас очень нужно.
― Не будешь потом жалеть, что сорвался?
― Слушай, это разве твои проблемы? ― Соболев посмотрел на него несколько раздраженно. ― Или тебе жалко?
Карпатский пожал плечами и протянул ему пачку, прокомментировав:
― Вообще-то, жалко. Знаешь ведь, сколько сейчас курево стоит.
― Я тебе новую пачку куплю, ― пообещал Соболев, вытаскивая сигарету чуть подрагивающими пальцами.
Карпатский решил, что это неплохая сделка, и протянул напарнику еще и зажигалку. Соболев благодарно кивнул и прикурил, опуская боковые стекла, чтобы дым не скапливался в салоне. Все равно провоняет, конечно, но раз уж хозяин машины не считал это проблемой, Карпатский вполне мог к нему присоединиться.
― Вот нормально же все было, ― нервно выпалил Соболев после пары затяжек. ― Когда не вижу ее, все хорошо, вроде как так и надо. И умом понимаю, что так и надо… Ну не могу я с ней быть! А вот нет же! Или смартфон какую-нибудь фотку подсунет… Мол, вы помните этот день? ― Последнюю фразу он произнес кривляясь. ― Или такая подстава случится. Чего она сюда приехала?
― Ну, может, надеялась тебя встретить? ― меланхолично предположил Карпатский, толком не зная, как себя вести в подобной ситуации. Ему прежде не доводилось быть жилеткой, в которую плачутся коллеги. Такие разговоры возникают обычно по пьяни, а он давно не пил и в рабочих междусобойчиках не участвовал. Потому, должно быть, ни с кем из коллег так и не сошелся сколько-нибудь близко.