― Пф-ф, конечно! ― фыркнул Соболев. ― Она, можно подумать, моего адреса и телефона не знает. Хотела бы увидеться ― позвонила бы.
― Вероятно, не хотела просить о встрече. В чем вообще ваша проблема? Из-за чего разбежались? Она тебя выгнала?
― Еще чего! Я сам ушел…
― А чего ушел?
― А ты не понимаешь? Слав, она молодая, красивая, богатая наследница! Денег куры не клюют, шикарные машины, квартиры, дома, водители, охрана, прислуга… Образование у нее опять же, несколько языков…
― Действительно, кошмар какой, ― язвительно прокомментировал Карпатский.
― Ты издеваешься?
― Ни в коем разе! Искренне пытаюсь тебе посочувствовать. Просто от всей души как-то не получается…
― Да не в ней проблема, конечно, а во мне. Я мент, Слав, провинциальный опер. Ты вообще можешь себе представить, каково быть с такой женщиной?
Карпатский пожал плечами. По правде говоря, не мог. Никогда с ними даже близко не общался. Чтобы не по делу. Только со стороны и видел. И в глубине души был уверен, что такая женщина, к тому же молодая и красивая, к провинциальному оперу близко не подойдет. Разве что развлечься разок-другой, из любви к экзотике, так сказать. Но, как он понял, Соболева с Кристиной Федоровой связывали довольно длительные отношения.
― То есть ты ушел от нее, потому что рядом с ней чувствуешь себя… слишком мелким?
― Можно и так сказать.
― Ты жалок.
― Тебе легко говорить. А я ни с ней не могу, ни без нее. И как дальше быть, ни черта не понимаю.
Соболев в несколько мощных затяжек скурил угощение и вопросительно посмотрел на Карпатского. Тот молча протянул ему пачку и зажигалку, понимая, что пока этот горе-Ромео не успокоится, они никуда не поедут.
― Ладно, давай по порядку. Она тебе какие-то претензии предъявляла? Ну там… деньгами попрекала, унижала, требовала уйти из полиции и работать на ее папочку, чтобы зарабатывать больше, или вроде того?
Соболев притих и даже перестал дергаться, мотнул головой.
― Нет, ничего такого. Ее все устраивало. Кроме Шелково. Предлагала задействовать связи отца, чтобы перевести меня в Москву, жить у нее, чтобы чаще видеться. Или вообще бросить службу и отправиться в путешествие. Мол, денег ее папаши нам на целую жизнь хватит и еще детям останется.
― А ты чего? ― вполне искренне удивился Карпатский. ― Отказался?
― А ты бы согласился? ― возмущенно отозвался Соболев. ― Слав, вот ты бы согласился бросить службу и стать просто мужиком при богатой телке?
― Да в два счета, ― хмыкнул он. ― Только мне не светит.
― И чего бы ты делал? ― несколько растерянно уточнил Соболев.
Карпатский вздохнул, задумчиво глядя сквозь лобовое стекло на редкие машины, стоящие в противоположном ряду.
― Первые полгода я бы просто спал. Много, с удовольствием.
По губам Соболева скользнула понимающая улыбка. Он еще заметнее успокоился.
― А потом?
― Придумал бы что-нибудь. На рыбалку бы ездил… Или в тренажерку ходил. На маникюр этот, про который ты говорил. Альфонсу же, наверное, нужно хорошо выглядеть, а не так, как мы.
Напарник нервно рассмеялся.
― Вот видишь. И ты говоришь про альфонса. А как еще это назвать?
― Ладно, согласен, мужику нужно иметь какое-то дело, даже если это дело не кормит семью. Просто чтобы не чувствовать себя совсем уж убогим. Но чем тебе вариант с переводом в Москву не понравился? Там, наверное, и оклады повыше, и пенсия получше?
Соболев молча затянулся, снова скуривая сигарету почти до фильтра, и тихо пояснил:
― Сын у меня тут. Мы с его матерью давно развелись, ей моя работа как раз поперек горла была… И зарабатывал я мало, и дома бывал редко… Но не суть. Мы и так редко общаемся: раз в неделю, если нет аврала. А если я в Москве буду, то раз в неделю превратится в раз в месяц при хорошем раскладе. А я не хочу, чтобы он меня совсем забыл. Понимаешь?
Карпатский кивнул. Это он понимал.
― А Кристине своей ты это объяснял?
― Да какое ей до этого дело? Мои проблемы.
― А ты попробуй при случае, ― посоветовал Карпатский, выкидывая окурок. ― Может, она удивит тебя новым планом. Просто трудно ждать от женщины учета твоих интересов, если она о них не знает. Логично?
Соболев в ответ лишь глубоко задумался, не замечая, что вторая сигарета уже догорела до фильтра и потухла.
― Мы сегодня куда-нибудь поедем или так и будем здесь сидеть? ― проворчал Карпатский. ― Наша работа сама себя не сделает.
Обожженный фильтр улетел в окно, а Соболев наконец тронулся с места, почему-то ухмыляясь.