— Да, я вас отпускаю, друг мой.
— Благодарю вас, сударь.
— Знайте, что в то время, как вы будете любоваться церемонией, я займусь составлением гербария и буду наслаждаться великолепием природы.
— Сударь, — сказал Жильбер, — неужели бы вы не оставили бы все гербарии мира в тот день, когда собирались на свидание с мадемуазель Галлей, после того как бросили ей на грудь букет цветущей вишни?
— Вот это прекрасно! — воскликнул Руссо. — Теперь я вижу, что вы молоды! Отправляйтесь в Сен-Дени, дитя мое.
Радостный Жильбер вышел, притворив за собой дверь.
— Это не честолюбие, — пробормотал Руссо, — это любовь!
XLVII
ПОДРУГА КОЛДУНА
Пока Жильбер грыз на чердаке хлеб, макая его в холодную воду, и полной грудью вдыхал воздух окрестных садов, у ворот монастыря кармелиток в Сен-Дени спешилась одетая с чуть необычной элегантностью всадница, лицо которой было закрыто длинной вуалью. Она галопом примчалась на великолепном арабском скакуне по дороге, ведущей в Сен-Дени. Дорога была пока пустынна, но на следующий день она должна была заполниться толпой народа. Спешившись, женщина робко постучала пальцем по решетке в воротах. Она держала коня за уздечку; он пританцовывал и нетерпеливо рыл копытом землю.
Незнакомку окружили любопытные. Их привлекло странное выражение ее лица, а также настойчивость, с какой она стучала в дверь.
— Что вам угодно, сударыня? — спросил один из них.
— Вы же видите, сударь, — отвечала незнакомка с сильным итальянским акцентом, — я хочу войти.
— Вы не туда обратились. Эти ворота открываются только раз в день для раздачи милостыни, а этот час уже миновал.
— Что же я должна сделать, чтобы переговорить с настоятельницей? — спросила дама.
— Нужно постучать в небольшую дверь в конце этой стены или позвонить у главного входа.
Подошел еще один любопытный.
— А вы знаете, сударыня, — сообщил он, — что настоятельницей недавно стала ее высочество Луиза Французская?
— Знаю, спасибо.
— Чертовски хороший конь! — вскричал королевский драгун, разглядывая лошадь незнакомки. — Знаете, если этот конь нестарый, ему цена пятьсот луидоров — это так же верно, как то, что мой жеребец стоит сто пистолей.
Его слова произвели на толпу сильное впечатление.
В эту минуту каноник, который, в отличие от драгуна, заинтересовался не конем, а всадницей, протолкался к ней сквозь толпу и, зная секрет замка, стал отпирать дверь.
— Входите, сударыня, — сказал он, — и коня своего за собой ведите.
Дама желала как можно скорее избавиться от жадного внимания собравшихся вокруг нее людей; их взгляды были ей, казалось, невыносимы, поэтому она поспешила скрыться за дверью вместе с конем.
Оставшись на большом дворе одна, незнакомка потянула коня за уздечку. Но жеребец резким движением стряхнул свою попону и так сильно ударил копытами по каменным плитам, что сестра-привратница, покинувшая на минуту свою каморку у ворот, выскочила из внутренних помещений монастыря.
— Что вам угодно, сударыня? — закричала она. — Как вы сюда проникли?
— Каноник сжалился надо мной и отворил мне дверь, — отвечала она, — я бы хотела, если можно, переговорить с настоятельницей.
— Госпожа сегодня не принимает.
— А я думала, что настоятельницы монастырей обязаны принимать своих мирских сестер, приходящих к ним за помощью, в любое время дня и ночи.
— Обыкновенно это так и бывает, однако ее высочество прибыла к нам третьего дня, она только что вступила в должность, а, кроме того, сегодня вечером она собирает капитул.
— Сударыня! Я явилась издалека, — продолжала умолять незнакомка, — из Рима, и проехала шестьдесят льё верхом; я в отчаянии.
— Что вы от меня хотите? Я не могу нарушать приказаний госпожи.
— Сестра! Я должна сообщить вашей аббатисе нечто весьма важное.
— Приходите завтра.
— Это невозможно… Я всего на один день приехала в Париж, и этот день уже… Кстати, я не могу переночевать в трактире.
— Почему?
— У меня нет денег.
Привратница в изумлении оглядела увешанную драгоценностями даму, имевшую в своем распоряжении великолепного коня. А дама утверждала, что ей нечем заплатить за ночлег.
— Не обращайте внимания ни на мои слова, ни на платье, — взмолилась молодая женщина, — это не совсем то, что я хотела сказать; разумеется, мне в любом трактире поверили бы в долг. Нет, нет, я к вам пришла не проситься на ночлег, я ищу убежища!
— Сударыня! В Сен-Дени наш монастырь не единственный, и во всех монастырях есть настоятельницы.
— Да, да, знаю, но мне не хотелось бы обращаться к рядовой настоятельнице, сестра.
— Вам не следует упорствовать. Ее высочество Луиза Французская не занимается больше мирскими делами.
— Это не имеет значения! Передайте ей, что я хочу с ней поговорить.
— Я же вам сказала, что у нее капитул.
— А после капитула?
— Он только что начался.
— Тогда я пойду в церковь и помолюсь в ожидании ее высочества.
— Я очень сожалею, сударыня…
— Что такое?
— Не надо ее ждать.
— Мне не следует ее ждать?
— Нет.
— Значит, я ошибалась! Значит, я не в Божьей обители! — вскричала незнакомка, и в ее взгляде и голосе почувствовалась такая сила, что монахиня не осмелилась более ей противоречить.
— Раз вы так настаиваете, я попытаюсь…
— Скажите ее высочеству, — заговорила незнакомка, — что я еду из Рима, что, не считая двух недолгих остановок в Майнце и Страсбуре, я задерживалась в пути лишь для сна, а последние четверо суток я позволяла себе отдыхать ровно столько, чтобы удержаться в седле, и, разумеется, конь тоже должен был перевести дух, перед тем как нести меня дальше.
— Я все передам, сестра.
Монахиня удалилась.
Спустя минуту появилась послушница. За ней следовала привратница.
— Ну что? — обратилась к ним незнакомка, торопясь услышать ответ.
— Ее высочество просила вам передать, сударыня, — отвечала послушница, — что вечером она не сможет вас принять, но, независимо от этого, монастырь окажет вам гостеприимство, раз вы так ищете убежища. Итак, можете войти, сестра. Вы совершили долгий путь и очень утомлены, как вы говорите; можете лечь в постель.
— А мой конь?
— О нем есть кому позаботиться, не волнуйтесь, сестра.
— Он кроток, как агнец. Его зовут Джерид, он отзывается на это имя. Я настоятельно прошу о нем позаботиться — это чудесное животное.
— За ним будут ухаживать, как ухаживают за лошадьми его величества.
— Благодарю.
— А теперь проводите госпожу в ее комнату, — приказала послушница привратнице.
— Нет, не надо в комнату, проводите меня в церковь. Я не хочу спать, мне надо молиться.
— Часовня открыта, сестра, — сказала монахиня, указывая пальцем на небольшую боковую дверь в церкви.
— Мне можно будет увидеться с настоятельницей? — спросила незнакомка.
— Только завтра.
— Утром?
— Нет, утром нельзя, — отвечала монахиня.
— Потому что утром состоится большой прием, — прибавила другая.
— Кто же может быть принят раньше меня? Неужели на свете есть кто-то несчастнее меня?
— Нам оказывает большую честь дофина. Ее высочество остановится у нас на два часа. Это огромная честь для нашего монастыря и большое торжество для наших бедных сестер. Вы понимаете, что…
— Увы!
— Ее высочество аббатиса приказала сделать все возможное, чтобы достойно встретить высоких гостей.
— Скажите, я могу надеяться, что буду здесь в безопасности, ожидая приема вашей августейшей настоятельницы? — спросила незнакомка, оглядываясь с заметной дрожью.
— Да, конечно, сестра. Наш монастырь мог бы укрыть даже преступников, не говоря уже о…
— …беглецах, — закончила незнакомка. — Ну хорошо, значит, сюда никто не может войти, не так ли?
— Без разрешения? Нет, никто.
— А если он добьется разрешения? Боже мой, Боже мой… — пролепетала незнакомка, — ведь он всесильный, он и сам иногда приходит в ужас от своего могущества!