— Да что с тобой? — подходя к ней, спросила Шон.
— Ни один из вас даже не подумал о том, что меня беспокоит! — вскричала она.
— Так вас что-то беспокоит? Скажите!
Жан не двинулся. Он делал себе тартинки.
— У тебя кончились деньги? — предположила Шон.
— Что ты, скорее они у короля кончатся! — отозвалась графиня.
— Тогда одолжи мне тысячу луидоров, — попросил Жан, — мне они очень нужны.
— Вы сейчас получите тысячу щелчков по своему мясистому красному носу.
— Так король решил оставить при себе этого отвратительного Шуазёля? — продолжала гадать Шон.
— Что же в этом удивительного? Такие, как он, несменяемы.
— Может, король влюбился в дофину?
— A-а, наконец-то вы подходите к самой сути! Поздравляю вас! Однако взгляните на этого грубияна: он пожирает шоколад и пальцем не желает шевельнуть, чтобы мне помочь. Да нет, они оба хотят, чтобы я умерла от огорчения.
Не обращая ни малейшего внимания на разразившуюся за его спиной бурю, Жан разрезал вторую булочку, намазал ее маслом и налил себе вторую чашку шоколада.
— Что вы говорите! Король влюбился? — воскликнула Шон.
Графиня Дюбарри кивнула головой, словно хотела сказать: "Вы угадали".
— В дофину? — спросила Шон, всплеснув руками. — Ну, тем лучше; кровосмешением он заниматься не будет. Да и вам спокойнее: лучше пусть он будет влюблен в нее, чем в кого-нибудь еще.
— А если он влюблен не в нее, а в кого-нибудь еще?
— Господи! Что ты говоришь? — испугалась Шон.
— Вот, видишь, теперь и тебе стало нехорошо. Этого только недоставало!
— Однако, если все обстоит именно так, мы погибли! — пробормотала Шон. — Вот отчего ты страдаешь, Жанна! В кого же он влюблен?
— Это ты у своего братца спроси. Он уже фиолетовый от шоколада, как бы не умер прямо здесь. Он-то тебе скажет, он наверняка знает или, по крайней мере, догадывается.
Жан поднял голову.
— У меня что-то хотят узнать? — спросил он.
— Да, господин Услужливый, да, господин Полезный, у вас спрашивают имя особы, интересующей короля, — ответила Жанна.
Жан плотно сжал губы и процедил всего три слова:
— Мадемуазель де Таверне.
— Мадемуазель де Таверне! — повторила Шон. — Ох, пощадите!
— Он об этом знает, палач! — завопила графиня, откинувшись в кресле и воздев руки к небу. — Он знает и спокойно ест!
— О! — воскликнула Шон, очевидно переходя со стороны брата на сторону сестры.
— По правде говоря, — кричала графиня, — я не понимаю, почему я до сих пор не выцарапала его отвратительные заспанные глазища! Бездельник! Смотрите, дорогая, он наконец просыпается!
— Вы ошибаетесь, — возразил Жан, — я сегодня еще не ложился.
— Что же вы, в таком случае, делали, потаскун?
— Я, черт возьми, бегал ночь напролет и все утро, — с возмущением ответил Жан.
— Да что говорить… Кто будет служить мне лучше вас? Кто мне скажет, что сталось с этой девицей, где она?
— Где она? — переспросил Жан.
— Да.
— В Париже, черт побери!
— В Париже?.. Где именно?
— Улица Кок-Эрон.
— Кто вам сказал?
— Ее кучер, я дождался его в конюшнях и допросил.
— Что он ответил?
— Он только что отвез все семейство Таверне в особнячок на улице Кок-Эрон; дом стоит в саду, примыкающему к особняку Арменонвиль.
— Ах, Жан! — воскликнула графиня. — Это заставляет меня помириться с вами, друг мой! Однако нам необходимо знать все подробности. Как она живет, с кем встречается? Чем занимается? Получает ли корреспонденцию? Вот что важно узнать!
— Ну что ж, узнаем!
— Каким образом?
— Каким образом?.. Я уже кое-что нашел, теперь ваша очередь.
— Улица Кок-Эрон? — с живостью переспросила Шон.
— Улица Кок-Эрон, — равнодушно повторил Жан.
— Должно быть, на улице Кок-Эрон сдаются комнаты.
— Превосходная мысль! — воскликнула графиня. — Надо поскорее отправиться на улицу Кок-Эрон, Жан, и снять дом. Мы там посадим своего человека, он будет следить за тем, кто к ней входит, кто выходит, что там замышляется. В карету, живей, живей! Едем на улицу Кок-Эрон!
— Пустое! На улице Кок-Эрон дома не сдаются.
— Откуда вы знаете?
— Должно быть, у вас спрашивали, для кого вы снимаете квартиру?
— Навел справки, черт побери! Правда, там есть…
— Где там? Говорите!
— На улице Платриер.
— Что за улица Платриер?
— Вы спрашиваете, при чем тут улица Платриер?
— Да.
— Эта улица выходит задами на сады улицы Кок-Эрон.
— Пошевеливайтесь! — приказала графиня. — Надо снять квартиру на улице Платриер.
— Уже снял, — проговорил Жан.
— До чего же вы восхитительны! — воскликнула графиня. — Поцелуй меня, Жан!
Жан вытер губы, чмокнул г-жу Дюбарри в щечки и церемонно поклонился в знак признательности за оказанную ему честь.
— Это большая удача! — заметил Жан.
— Вас не узнают?
— Какой черт может меня узнать на улице Платриер?
— А что вы сняли?
— Крошечную квартиру в покосившемся домишке.
— Разумеется.
— Что же вы ответили?
— Я сказал, что квартира предназначена для молодой вдовы. Ведь ты вдова, Шон?
— Черт возьми! — вырвалась у Шон.
— Ну и прекрасно! — похвалила графиня. — Она поселится в квартире и будет за всем следить. Не будем терять времени!
— Я отправляюсь сию минуту, — сказала Шон. — Прикажите подать лошадей!
— Лошадей! — крикнула Дюбарри и так яростно тряхнула колокольчиком, что могла бы разбудить весь дворец Спящей красавицы.
Жан и графиня знали, как им действовать по отношению к Андре.
Едва появившись в столице, она привлекла к себе внимание короля, следовательно, Андре была опасна.
— Эта девица, — рассуждала графиня, пока запрягали лошадей, — не была бы истинной провинциалкой, если бы перед отъездом в Париж не прихватила из своей голубятни какого-нибудь воздыхателя. Постараемся его отыскать и скорее за свадьбу! Ничто так не охладит пыл его величества, как свадьба влюбленных провинциалов.
— Дьявольщина! — возразил Жан. — Этого-то как раз нам и следует остерегаться. Для его христианнейшего величества, а вы, графиня, знаете его лучше, чем кто-либо другой, самый лакомый кусочек — это молодая замужняя дама.
А вот девица, у которой есть любовник, вызовет недовольство его величества. Карета подана, — прибавил он.
Пожав Жану руку и поцеловав сестру, Шон поспешила к выходу.
— Почему бы вам не отвезти ее, Жан? — спросила графиня.
— Нет, я отправлюсь следом, — ответил Жан. — Жди меня на улице Платриер, Шон. Я буду первым, кого ты примешь в своей новой квартире.
Когда Шон удалилась, Жан вновь уселся за стол и выпил третью чашку шоколада.
Шон прежде всего заехала домой и переоделась, постаравшись принять вид мещанки. Она осталась довольна собой. Закутав в жалкий плащ черного шелка свои аристократические плечи, она приказала подать портшез и полчаса спустя уже поднималась в сопровождении мадемуазель Сильви по крутой лестнице на пятый этаж.
Здесь была расположена снятая виконтом квартира.
Дойдя до площадки Третьего этажа, Шон обернулась: она почувствовала, что кто-то за ними следит.
Это была старуха-хозяйка, которая жила во втором этаже. Услыхав шум, она вышла и начала с большим интересом рассматривать двух молодых хорошеньких женщин, вошедших к ней в дом.
Насупившись, она подняла голову и встретилась глазами с обеими улыбающимися женщинами.
— Эй, сударыни, эй! Вы зачем сюда пришли?
— Мой брат снял здесь для нас квартиру, сударыня, — отозвалась Шон, пытаясь изобразить безутешную вдову. — Неужели вы его не видели? Быть может, мы ошиблись адресом?
— Нет, нет, это на пятом этаже, — воскликнула старуха-хозяйка, — ах, бедняжка, такая молоденькая и уже вдова!
— Увы! — вздохнула Шон, поднимая глаза к небу.
— Вам будет хорошо на улице Платриер, здесь очень мило. Сюда не доносится городской шум: окна вашей комнаты выходят в сад.
— Это то, о чем я мечтала, сударыня.
— Впрочем, из коридора можно видеть и улицу, когда проходят траурные процессии или дают представление с учеными собаками.