— Для меня это будет большим утешением, сударыня, — вздохнула Шон и начала подниматься.
Старуха проводила ее взглядом до пятого этажа; когда Шон заперла за собой дверь, она проговорила:
— У нее вид порядочной женщины.
Едва захлопнув дверь, Шон бросилась к выходившим в сад окнам.
Жан не ошибся: почти точно под окном снятой квартиры находился указанный кучером павильон.
Скоро в этом не осталось никаких сомнений: у окна села девушка с вышиванием в руках. Это была Андре.
LXII
КВАРТИРА НА УЛИЦЕ ПЛАТРИЕР
Шон едва успела разглядеть девушку, как вдруг виконт Жан, перескакивавший через четыре ступени подобно прокурорскому канцеляристу, возник на пороге квартиры мнимой вдовы.
— Ну что? — спросил он.
— Это ты, Жан? Ты меня напугал.
— Что скажешь?
— Отсюда все прекрасно видно, жаль только, что ничего не услышу.
— Ну, ты слишком многого требуешь. Кстати, еще одна новость.
— Какая?
— Чудесная!
— Да что ты?
— Просто восхитительная!
— Ты меня убиваешь своими восклицаниями!
— Философ…
— Ну что еще? Какой философ?
— Напрасно говорится: "Умный всегда ко всему готов". Хоть я и умен, а к этому не был готов.
— Интересно, ты когда-нибудь договоришь до конца? Может, вас смущает эта девушка? В таком случае пройдите, пожалуйста, в комнату, мадемуазель Сильви!
— Да нет, не надо, прелестное дитя ничуть не помешает, напротив! Оставайся, Сильви, оставайся.
Виконт провел пальцем по подбородку хорошенькой служанки: она уже хмурила брови при мысли, что сейчас скажут нечто такое, чего она не услышит.
— Хорошо, пусть остается. Говорите же!
— Да я ничего другого не делаю с тех пор, как я у вас.
— Но так ничего и не сказали… Тогда молчите и не мешайте мне смотреть, так будет лучше.
— Не будем ссориться. Итак, я проходил, как я уже сказал, мимо фонтана.
— Вот как раз об этом-то вы ни слова не сказали.
— Ну вот, вы меня перебиваете.
— Нет.
— Прохожу я мимо фонтана… Я там хотел купить какую-нибудь старую мебель для этой ужасной квартиры… Вдруг чувствую, что кто-то обрызгал мне чулки.
— Подумаешь, как интересно!..
— Погодите, не торопитесь, дорогая. Смотрю и вижу… Угадайте, кого?.. Голову даю на отсечение, что не догадаетесь!
— Продолжайте.
— Я вижу, как молодой человек заткнул куском хлеба кран фонтана и во все стороны полетели брызги.
— Ах, как интересно! — пожала плечами Шон.
— Потерпите. Я громко выругался, почувствовав, что меня обрызгали. Человек оборачивается, и я вижу…
— Кого?..
— Моего философа, то есть, вернее, нашего.
— Кого, Жильбера?
— Его самого: с непокрытой головой, в куртке нараспашку, чулки сползли, башмаки без пряжек — одним словом, в милом неглиже!
— Жильбер!.. Что он сказал?
— Я его узнаю — он меня узнает, я приближаюсь — он отступает, я протягиваю руки — он бросается со всех ног и бежит, как заяц, между каретами, разносчиками воды…
— И вы потеряли его из виду?
— Еще бы, черт побери! Что же вы думаете, я должен был бежать за ним?
— Вы правы. Ах, Боже мой! Конечно, не должны, я понимаю, но теперь мы его потеряли.
— Подумаешь, какое несчастье! — обронила Сильви.
— Еще бы! — заметил Жан. — Я его должник: за мной хорошая порка. Если бы мне удалось ухватиться за его потертый воротник, ему не пришлось бы долго ждать, клянусь честью! Но он угадал мои добрые намерения и удрал. Ничего, главное — он в Париже. Когда с начальником полиции состоишь в неплохих отношениях, всегда можно найти то, что ищешь.
— Он нам необходим.
— Когда он будет у нас в руках, мы заставим его поголодать.
— Только на этот раз придется ему выбрать местечко понадежнее! — вмешалась Сильви.
— Ну да, а Сильви будет носить ему в это надежное местечко хлеб и воду. Правда, мадемуазель Сильви? — заметил виконт.
— Дорогой брат, довольно шуток, — оборвала его Шон, — мальчишка стал свидетелем ссоры из-за почтовых лошадей. Если у него будут основания на вас обидеться, он станет опасен.
— Я дал себе слово, пока поднимался к тебе по лестнице, что сегодня же отправлюсь к господину де Сартину и расскажу о своей находке. А господин де Сартин мне ответит, что человек с непокрытой головой, в спущенных чулках, в башмаках без шнурков, да еще макающий хлеб в фонтан, должен проживать неподалеку от того места, где его видели в таком неряшливом виде, после чего он и займется его поисками.
— Что он может здесь делать без гроша?
— На посылках, должно быть.
— Он? Этот необузданный философ? Да что вы!
— Должно быть, отыскал какую-нибудь родственницу, старую богомолку, и она его подкармливает корками, слишком черствыми для ее мопса, — предположила Сильви.
— Довольно, довольно, сложите белье в этот старый шкаф, Сильви. А вас, дорогой брат, я прошу заняться наблюдениями.
Они подошли к окну с большими предосторожностями.
Андре оставила вышивание, небрежно положила ноги на кресло, потом протянула руку за книгой, лежавшей неподалеку на стуле; она раскрыла книгу и стала читать нечто весьма увлекательное, как казалось со стороны, потому что сидела она не шелохнувшись.
— С каким увлечением она читает! — заметила Шон. — Что же это за книга?
— Вот что прежде всего необходимо! — отвечал виконт, достав из кармана подзорную трубу; он разложил ее, укрепил в углу подоконника и навел на Андре.
Шон с нетерпением за ним следила.
— Ну как, она в самом деле хороша собой? — спросила она виконта.
— Восхитительна! Изумительная девушка! Какие руки! А пальчики! До чего хороши глаза! Губы могли бы совратить святого Антония. Ножки, ах, божественные ножки! До чего хороша щиколотка в шелковом чулке.
— Ну что ж, влюбитесь в нее, вам сейчас только этого недоставало! — со смехом воскликнула Шон.
— А почему бы и не влюбиться?.. Мы бы неплохо все разыграли, особенно если бы она хоть немножко меня полюбила. Это несколько успокоило бы нашу бедную графиню.
— Дайте мне трубу и перестаньте молоть вздор… Да, она действительно хороша, не может быть, чтобы у нее не было любовника… Да она не читает, взгляните!.. Она вот-вот выронит книгу… Ну вот, книжка выскальзывает… падает… Видите, я была права, Жан: она не читает, она мечтает.
— Или спит.
— С открытыми глазами? До чего красивые глаза, черт возьми!
— Во всяком случае, — заметил Жан, — если у нее есть любовник, мы его отсюда увидим.
— Да, если он придет днем. А если ночью?..
— Дьявольщина! Об этом я и не подумал, а ведь надо было побеспокоиться об этом в первую очередь… Это доказывает, до какой степени я наивен.
— Да, наивен, как прокурор.
— Хорошо, что вы меня предупредили, я что-нибудь придумаю.
— Отличная труба! — похвалила Шон. — Я могла бы прочесть книгу.
— Прочтите и скажите мне название. Я попробую отгадать что-нибудь по книге.
Шон с любопытством направилась к окну, но еще быстрее отскочила.
— Ну, что там еще? — спросил виконт.
Шон схватила его за руку.
— Посмотрите осторожно, брат, — сказала она, — взгляните, кто выглядывает вон из того слухового окна слева. Смотрите, чтобы вас не заметили!
— Хо-хо, это мой любитель сухарей, да простит меня Бог! — глухо проговорил Дюбарри.
— Он сейчас свалится.
— Нет, он держится за водосточную трубу.
— А куда он смотрит так пристально и в каком-то диком упоении?
— Кого-то подстерегает.
Виконт хлопнул себя по лбу.
— Я понял! — вскричал он.
— Что понял?
— Он высматривает нашу мадемуазель, черт побери!
— Мадемуазель де Таверне?
— Да! Вот он, любовник из голубятни! Она едет в Париж — он бежит за ней. Она поселилась на улице Кок-Эрон — он сбегает от нас на улицу Платриер. Он смотрит на нее, а она мечтает.
— Могу поклясться, что это похоже на правду, — подтвердила Шон. — Взгляните, как пристально он смотрит, как горят у него глаза: он влюблен так, что потерял голову.