— Что из этого следует?
— Что вам его ни за что не взять, черт побери!
— Почему?
— Потому что Руссо — страшный человек.
— Отчего же он не в Бастилии?
— Я предложил это сделать третьего дня королю, но он не осмелился.
— Как не осмелился?
— Он хотел возложить ответственность за его арест на меня, а я, клянусь, ничуть не храбрее короля!
— Неужели
— Можете мне поверить. Приходится все хорошенько взвешивать, прежде чем дать этим собакам-философам рвать тебе штаны. А вы говорите — похищение из дома Руссо! Нет, дорогой мой, это невозможно!
— Признаюсь откровенно, дорогой господин де Сартин, я не совсем понимаю причину вашей робости. Разве король уже не король, а вы не начальник его полиции?
— Нет, вы все просто очаровательны! Когда вы говорите "Разве король уже не король?", вы полагаете, что этим все сказано. Так вот послушайте, дорогой виконт. Я бы скорее похитил вас у графини Дюбарри, чем вашего господина Жильбера у Руссо.
— Что вы говорите! Благодарю за откровенность!
— Клянусь, шуму было бы гораздо меньше! Вы даже не представляете себе, до чего чувствительная кожа у всех этих писак. Они вопят по поводу малейшей царапины, словно их колесуют.
— Не надо пугать себя призрачными страхами. И потом, уверены ли вы в том, что подобрал нашего беглеца Руссо? Неужели ему принадлежат все пять этажей и он один живет в этом доме?
— У Руссо нет ни денье, и, следовательно, у него не может быть дома в Париже; кроме него в этой лачуге, возможно, проживает десятка полтора-два жильцов. Однако вам стоит взять за правило следующее: всякий раз как вы ожидаете несчастья, приготовьтесь к тому, что оно случится. Если же ждете удачи, то не настраивайтесь на веселый лад. В девяноста девяти случаях вас подстерегает неудача, и только в одном это будет успех. Признаться, я подозревал, что с нами может случиться: я прихватил записи.
— Какие записи?
— Они касаются Руссо. Можете мне поверить, что любой его шаг известен.
— Неужели? Он в самом деле опасен?
— Нет, но из-за него могут быть неприятности: этот сумасшедший способен в любую минуту сломать себе руку или ногу, а обвинят в этом нас.
— Да пусть хоть шею себе свернет!
— Боже сохрани!
— Позвольте вам заметить, что я не понимаю, о чем вы говорите.
— Народ время от времени бросает в женевского философа камни, но оставляет это право за собой. Если же мы позволим себе бросить в него хотя бы маленький камешек, народ обратит свои удары на нас.
— Прошу прощения, я не могу уловить все эти тонкости.
— Мы должны принять все меры предосторожности. Мы можем рассчитывать только на то, что у Руссо мальчишки нет. Сейчас мы это выясним. Спрячьтесь поглубже в карете.
Жан повиновался, и г-н де Сартин приказал кучеру проехать по улице шагом.
Он раскрыл портфель и достал оттуда бумаги.
— Посмотрим, находится ли ваш юнец у Руссо. Когда он должен был сюда прибыть?
— Шестнадцатого.
— "Семнадцатого: видели, как господин Руссо в шесть часов утра собирает травы в Мёдонском лесу. Он был один".
— Один?
— Далее. "В два часа пополудни он продолжал собирать травы, но уже вместе с молодым человеком".
— Ага! — воскликнул Жан.
— Да, с молодым человеком, — повторил де г-н Сартин, — слышите?
— Это он, тысяча чертей! Он!
— Ну? Что вы на это скажете? "Молодой человек застенчив".
— Верно!
— "Он с жадностью ест".
— Все так.
— "Оба чудака срывают растения и укладывают их в жестяную коробку".
— Дьявольщина! — вскричал Дюбарри.
— Это еще не все. Слушайте дальше: "Вечером он привел молодого человека к себе, в полночь молодой человек еще не выходил от него".
— Прекрасно!
— "Восемнадцатого: молодой человек не выходил из дому и, по всей видимости, поселился у господина Руссо".
— Я не теряю надежды…
— Ну, в таком случае, вы оптимист! Впрочем, поделитесь со мной вашими соображениями.
— Вполне вероятно, что в этом доме у него есть какие-нибудь родственники.
— Сейчас вы будете удовлетворены, вернее, разочарованы. Кучер, стой!
Господин де Сагтин вышел из кареты. Не пройдя и десяти шагов, он встретился господином, одетым в серое, подозрительного вида.
Увидав прославленного чиновника, он снял шляпу и опять надел ее с таким видом, будто не придавал своему приветствию особого значения, хотя глаза его засветились уважением и преданностью.
Господин де Сартин подал знак, человек приблизился. Начальник полиции шепнул ему на ухо приказание, и тот исчез в аллее, ведущей к дому Руссо.
Начальник полиции опять сел в карету.
Несколько минут спустя человек в сером подошел к карете.
— Я отвернусь, чтобы меня не было видно, — проговорил Дюбарри.
Господин де Сартин улыбнулся, выслушал доклад агента и отпустил его.
— Ну что? — спросил Дюбарри.
— Как я и подозревал, нам не повезло. Ваш Жильбер живет у Руссо. Уверяю вас, что лучше было бы оставить ваши намерения.
— Чтобы я от этого отказался!..
— Да. Неужели вам хочется, чтобы ради пустой фантазии против нас восстали все парижские философы?
— Боже мой, что скажет Жанна?
— Так она очень дорожит этим Жильбером? — спросил г-н де Сартин.
— Да.
— В таком случае вам остается действовать лаской, умаслите Руссо, и вам не придется красть молодого человека, он отдаст вам Жильбера по доброй воле.
— Могу поклястся, что легче было бы приручить медведя.
— Это, может быть, легче, чем вам представляется. Не будем терять надежды. Он любит привлекательные лица: графиня — первая красавица, да и мадемуазель Шон недурна собой. Как вы думаете, графиня готова была бы ради своей фантазии пойти на небольшую жертву?
— И не на одну!
— Согласится ли она влюбиться в Руссо?
— Если это необходимо…
— Это будет полезно. Однако, чтобы их познакомить, понадобится посредник. Не знаете ли вы кого-нибудь из поклонников Руссо?
— Господина де Конти.
— Плохо! Он не доверяет принцам. Надо бы какого-нибудь обыкновенного человека: ученого, поэта…
— Мы не поддерживаем отношений с этими людьми.
— Мне кажется, я встречал у графини господина де Жюсьё.
— Ботаника?
— Да.
— Вы правы. Он действительно приезжает в Трианон, и графиня позволяет ему опустошать свои клумбы.
— Вот и прекрасно! Жюсьё — один из моих друзей.
— Можно считать, что все улажено?
— Почти так.
— Жильбер, стало быть, попадет ко мне?
Господин де Сартин на мгновение задумался.
— Думаю, что да, — сказал он, — и это произойдет без всякого насилия, без единого крика. Руссо отдаст вам его со связанными руками и ногами.
— Вы так полагаете?
— Я в этом уверен.
— Что для этого нужно?
— Самую малость. У вас есть свободное местечко недалеко от Мёдона или Марли?
— Да, места там сколько угодно. Я знаю с десяток тихих уголков между замком Люсьенн и Буживалем.
— Прикажите там устроить… как бы это назвать?.. Мышеловку для философов.
— Господи Боже мой! Как же это устроить?
— Я пришлю вам проект, не беспокойтесь. А теперь уедем, на нас смотрят… Кучер, поезжай домой!
LXIV
ЧТО ПРОИЗОШЛО С Г-НОМ ДЕ ЛА ВОГИЙОНОМ, НАСТАВНИКОМ ДЕТЕЙ ФРАНЦИИ, В ДЕНЬ БРАКОСОЧЕТАНИЯ МОНСЕНЬЕРА ДОФИНА
Великие исторические события для романиста — то же, что огромные горы для путешественника. Он на них смотрит, подходит к ним то с одной, то с другой стороны, почтительно раскланивается, проходя мимо, но не может на них взобраться.
Вот и мы посмотрим, походим вокруг, поприветствуем эту торжественную свадебную церемонию в Версале. Французский церемониал — единственная хроника, которой в этом случае следует доверяться.
А наша история, словно скромная спутница, отправится окольным путем, давая дорогу великой истории Франции, и не станет описывать ни величия Версаля времен Людовика XV, ни костюмов придворных тех лет, ни парадных ливрей, ни епископских облачений: она попытается найти еще что-нибудь не менее любопытное.