И вот церемония завершается в ярких лучах майского солнца; прославленные гости тихо расходятся, обсуждая чудесное зрелище, на котором они только что присутствовали. А мы вернемся к знакомым событиям и действующим лицам, имеющим с точки зрения истории некоторое значение.
Утомленный церемонией и особенно праздничным ужином, долгим, проходившим в строгом соответствии с церемониалом свадебного ужина его высочества великого дофина, сына Людовика XIV, его величество удалился к себе в девять часов и отпустил всех, кроме де Л а Вогийона, наставника детей Франции.
Герцог, большой друг иезуитов, надеявшийся на их возвращение благодаря своим отношениям с графиней Дюбарри, считал свою задачу по воспитанию отчасти выполненной после женитьбы его высочества герцога Беррийского.
Впрочем, впереди у наставника детей Франции была не менее трудная задача: ему надлежало завершить воспитание графа Прованского и графа д’Артуа; одному из них было в те времена пятнадцать, другому — тринадцать лет. Его высочество граф Прованский был скрытен и замкнут; его высочество граф д’Артуа — легкомыслен и своеволен. Ну, а герцог Беррийский, помимо всех своих качеств, благодаря которым он прекрасно учился, был еще и дофин, то есть первым после короля лицом во Франции. Вот почему де Ла Вогийон много терял, уступая свое влияние на него женщине.
Когда король попросил его задержаться, де Ла Вогийон решил, что его величество понимает, какая это потеря, и хочет утешить его вознаграждением. Ведь когда воспитание закончено, наставника обыкновенно стараются отблагодарить.
Это заставило и без того чувствительного герцога де Ла Вогийона расчувствоваться окончательно. Он и так подносил платок к глазам во время ужина, показывая, как он сожалеет о потере ученика. После десерта он всхлипнул. Впрочем, оставшись один, он скоро успокоился.
Когда же его вызвал к себе король, он снова достал из кармана платок и выдавил слезу.
— Подойдите, мой бедный Ла Вогийон, — обратился к нему король, поудобнее устраиваясь в кресле. — Подойдите, я хочу с вами поговорить.
— Як услугам вашего величества, — молвил герцог.
— Садитесь вот сюда, дорогой мой, вы, должно быть, устали.
— Мне садиться, сир?
— Да, вот сюда, без церемоний.
Людовик XV указал герцогу на табурет, стоявший таким образом, что лицо наставника было ярко освещено, тогда как король оставался в тени.
— Ну что же, дорогой герцог, вот воспитание и завершено.
— Да, сир.
И Ла Вогийон вздохнул.
— И прекрасное воспитание! — продолжал Людовик XV.
— Ваше величество слишком добры ко мне.
— Оно делает вам честь, герцог.
— Благодарю вас, ваше величество.
— Его высочество дофин — один из самых просвещенных принцев Европы, если не ошибаюсь?
— Надеюсь, сир.
— Он хороший историк?
— Очень хороший.
— Прекрасный географ?
— Сир! Его высочество дофин способен составить карту получше инженера.
— Он прекрасно точит детали на станке?
— Сир, это не моя заслуга, я его этому не учил.
— Неважно, он умеет с ним обращаться?
— Да, он этим владеет в совершенстве.
— А часовое дело? Какая ловкость рук!
— Просто чудо, сир.
— Вот уже полгода все мои часы идут, как четыре колеса одной кареты, не обгоняя друг друга. А ведь он сам за ними следит.
— Это знание механики, сир, и я опять должен признаться, что я здесь ни при чем.
— Да, а математика, а навигация?
— Вот тут вы правы, сир, к этим наукам я всегда старался пробудить интерес его высочества дофина.
— Да, и он в этом очень силен. Я третьего дня слышал, как он разговаривал с господином де Лаперузом о перлинях, вантах и бригантинах.
— Это все морские термины… Да, сир.
— Он обо всем этом говорит, как Жан Барт.
— Да, он действительно тут очень силен.
— Всем этим он обязан вам…
— Я не заслуживаю похвал вашего величества… Я полагаю, что мои заслуги не столь велики… Его высочество дофин сумел извлечь пользу из моих уроков.
— Надеюсь, герцог, что его высочество в самом деле станет добрым королем, прекрасным правителем, хорошим отцом семейства… Кстати, герцог, — повторил король, — будет ли он хорошим отцом семейства?
— Сир! Его высочество преисполнен разнообразных достоинств! — наивно воскликнул г-н де Ла Вогийон.
— Вы меня не поняли, герцог, — сказал Людовик XV. — Я спрашиваю, может ли он стать хорошим отцом семейства.
— Сир! Признаюсь, я не понимаю вашего вопроса. Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать… хочу сказать… Вы ведь должны знать Библию, не так ли, герцог?
— Разумеется, я ее читал, сир.
— Ну так вы знаете, кто такие патриархи, правда?
— Конечно!
— Будет ли он хорошим патриархом?
Де Ла Вогийон взглянул на короля так, словно тот говорил по-китайски. Он повертел в руках шляпу и вымолвил:
— Сир! Великому королю подвластно все, чего только он сам пожелает.
— Простите, герцог, — настаивал на своем король, — я вижу, что мы друг друга не понимаем.
— Сир! Я изо всех сил пытаюсь понять.
— Хорошо, — решил король, — я буду выражаться яснее. Вы знаете дофина как свое дитя, не правда ли?
— Разумеется, сир.
— Вы знаете его вкусы?
— Да.
— Его страсти?
— О, что касается страстей, сир, это совсем другое дело: если бы они и были, я бы решительно их искоренил. Но мне, к счастью, не пришлось этим заниматься: его высочество не страдает этим недостатком.
— Вы сказали — к счастью?
— А разве это не счастье, сир?
— Стало быть, у него их нет?
— Страстей? Нет, сир.
— Ни одной?
— Ни единой, за это я ручаюсь.
— Этого-то я и боялся. Дофин будет отличным королем, прекрасным правителем, но никогда не станет хорошим мужем.
— Сир! Вы никогда не приказывали мне пробудить интерес его высочества к этой стороне жизни.
— И это было моей ошибкой. Мне следовало подумать о том, что настанет день, когда он женится. Однако, несмотря на то что он не подвержен страстям, вы не ставите на нем крест?
— То есть как?
— Я хотел спросить вот о чем. Как вам кажется, есть ли надежда, что когда-нибудь они у него появятся?
— Сир, мне страшно!
— Отчего же?
— Признаться, сир, для меня этот разговор — пытка! — жалобно простонал бедный герцог.
— Господин де Ла Вогийон! — воскликнул король, начинавший терять терпение. — Я вас ясно спрашиваю, будет ли его высочество хорошим супругом. Я оставляю в стороне вопрос о том, станет ли он настоящим отцом семейства.
— Вот именно на этот вопрос я не могу точно ответить вашему величеству.
— То есть почему же вы не можете ответить?
— Я и сам этого не знаю.
— Не знаете?! — вскричал Людовик XV в таком изумлении, что на голове у г-на де Ла Вогийона зашевелился парик.
— Сир, его высочество герцог Беррийский жил в доме вашего величества невинным ребенком, интересующимся науками.
— Ах, герцог, ребенок уже не учится, он женится!
— Сир, я был наставником его высочества…
— Вот именно, герцог! Вы должны были научить его всему, о чем ему следует знать.
Пожав плечами, король откинулся в кресле.
— Так я и думал, — со вздохом прибавил он.
— Боже мой, сир!..
— Вы знаете историю Франции, не так ли, герцог де Ла Вогийон?
— Сир, я всегда так думал и буду так думать, если только ваше величество не прикажет мне поверить в обратное.
— В таком случае, вы должны знать, что со мной произошло накануне женитьбы.
— Нет, сир, этого я не знаю.
— Ах, Боже мой, так вам ничего не известно?
— Не угодно ли будет вашему величеству рассказать мне об этом?
— Слушайте, и пусть это послужит вам уроком для воспитания двух других моих внуков, герцог.
— Я вас слушаю, сир.
— Я был воспитан в доме моего деда так же, как вы воспитали дофина. Мой наставник, господин де Вильруа, был славный человек, очень славный, как вы, герцог. Эх, если бы он почаще позволял мне оставаться в обществе моего дяди-регента! Так нет же! Невинные занятия, как вы говорите, помешали мне заняться изучением невинности! Однако я женился, а когда король женится, герцог, это важное событие для всего мира.