Жильбер в ярости сжал кулаки при мысли, что Андре могла пойти к Бальзамо.
Она остановилась у двери незнакомца. Холодный пот выступил у Жильбера на лбу. Он уцепился за прутья лестницы, чтобы не свалиться, так как все время следовал за Андре. Все, чему он явился свидетелем, о чем догадывался, представлялось ему чудовищным.
Дверь Бальзамо была приотворена. Андре толкнула ее и без стука шагнула в комнату. Ее благородные чистые черты осветились на мгновение, а в широко раскрытых глазах запрыгали золотистые отблески от лампы.
Жильберу удалось рассмотреть незнакомца, стоявшего посреди комнаты: он смотрел не мигая, нахмурив лоб, и повелительным жестом протягивал руку.
Дверь захлопнулась.
Жильбер почувствовал, что силы его оставляют. Одной рукой он выпустил перила, другой коснулся пылавшего лба. Он покатился подобно колесу, соскочившему с оси, и рухнул на нижние ступеньки, растянувшись на холодных плитах. Взгляд его все еще устремлялся к проклятой двери, поглотившей мечту прошлого, счастье настоящего и надежду будущего.
IX
ЯСНОВИДЯЩАЯ
Бальзамо пошел навстречу девушке; она вошла к нему твердой поступью статуи Командора, двигаясь точно по прямой линии.
Ее появление могло показаться странным, однако оно ничуть не удивило Бальзамо.
— Я приказал вам уснуть, — обратился он к ней. — Вы спите?
Андре вздохнула и ничего не ответила.
Бальзамо подошел к девушке, посылая в ее сторону более сильный поток флюидов.
— Ответьте мне, — приказал он.
Девушка вздрогнула.
— Вы слышите меня? — спросил незнакомец.
Андре кивнула.
— Отчего же вы молчите?
Андре поднесла руку к горлу, словно давая понять, что не может говорить.
— Ну хорошо! Садитесь вот сюда, — приказал Бальзамо.
Он взял ее за руку, которую недавно целовал Жильбер.
На этот раз от одного прикосновения Андре испытала сильнейшее потрясение, свидетелями которого мы с вами уже были, когда приказ ей был послан сверху ее повелителем.
Под властным взглядом Бальзамо она отступила шага на три и упала в кресло.
— Скажите, — обратился он к ней, — вы что-нибудь видите?
Глаза Андре округлились, словно она пыталась охватить взглядом все пространство комнаты, освещенное яркими отблесками двух свечей.
— Я не прошу вас увидеть глазами, — продолжал Бальзамо, — посмотрите внутренним взором.
Выхватив из-под вышитой куртки стальную палочку, он коснулся ею трепетавшей груди Андре.
Девушка подскочила, будто огненное жало пронзило ее и прошло до самого сердца. Глаза у нее закрылись.
— Прекрасно! — воскликнул Бальзамо. — Вы прозрели, не так ли?
Она кивнула.
— Вы будете говорить?
— Да, — отвечала Андре.
Она поднесла руку ко лбу с выражением нечеловеческого страдания.
— Что с вами? — спросил Бальзамо.
— О, мне так больно!
— Почему больно?
— Потому что вы заставляете меня видеть и говорить.
Бальзамо два-три раза провел руками над ее головой и тем словно ослабил слишком сильное для нее воздействие флюидов.
— Вам все еще больно? — спросил он.
— Сейчас легче, — отвечала девушка.
— Хорошо. Теперь скажите мне, где вы находитесь.
Глаза Андре по-прежнему оставались закрытыми. Она нахмурилась, лицо выразило сильнейшее удивление.
— Я в красной комнате, — пробормотала она.
— Кто с вами рядом?
— Вы! — вздрогнув, отвечала она.
— Что вы сейчас испытываете?
— Мне страшно! Мне стыдно!
— Отчего же? Разве мы не связаны симпатическими узами?
— Это так.
— Разве вам не известно, что я сумел заставить вас сюда прийти из самых чистых побуждений?
— Известно.
Лицо ее просветлело, затем снова затуманилось.
— Вы недостаточно откровенны со мной, — продолжал Бальзамо. — Не можете меня простить?
— Я вижу, что вы не хотите мне зла, однако готовы причинить страдания кому-то еще.
— Вполне возможно, — прошептал Бальзамо. — Это не должно вас беспокоить, — проговорил он жестко.
Лицо Андре разгладилось.
— Все ли в доме спят?
— Не знаю, — отвечала она.
— Так взгляните!
— Куда я должна смотреть?
— Начнем с вашего отца. Где он сейчас?
— В своей комнате.
— Чем занимается?
— Он лег.
— Спит?
— Нет, читает.
— Что именно?
— Одну из тех дурных книг, которые он и меня пытается заставить читать.
— А вы их не читаете?
— Нет, — возразила она.
— Ну хорошо. С этой стороны все спокойно. Теперь посмотрите, что делает в своей комнате Николь.
— У нее нет света.
— Разве вам нужен свет?
— Нет, если вы прикажете видеть в темноте.
— Да, я вам это приказываю!
— Я ее вижу.
— Что она делает?
— Она неодета… Осторожно толкнула дверь своей комнаты… Спускается по лестнице.
— Так… Куда она направляется?
— Стоит у входной двери. По-видимому, кого-то подкарауливает…
Бальзамо усмехнулся:
— Не вас ли она поджидает?
— Нет.
— Хорошо. Это главное. Когда за девушкой не шпионят ни отец, ни служанка, ей нечего опасаться, если только…
— Нет, — перебила она Бальзамо.
— Вы читаете мои мысли?
— Да.
— Так вы ни в кого не влюблены?
— Я? — высокомерно спросила она.
— Отчего же нет? Разве вы не можете быть влюблены? Из монастыря выходят не для того, чтобы жить в заточении: вы должны быть свободны душой и телом.
Андре покачала головой.
— Мое сердце свободно, — с грустью ответила она.
Душевная чистота и непорочность осветили изнутри ее лицо. Бальзамо восторженно прошептал:
— Как вы прекрасны, дорогая ясновидящая.
Он прижал руки к груди в немой молитве, затем обратился к Андре:
— Однако если не любите вы, это вовсе не означает, что никто не любит вас, не так ли?
— Не знаю, — мягко возразила она.
— Как не знаете? — строго спросил Бальзамо. — Узнайте! Когда я спрашиваю, надо отвечать!
Он в другой раз прикоснулся стальной палочкой к ее груди.
Девушка вздрогнула, но не так сильно, как в первый раз.
— Да, теперь я вижу… Сжальтесь надо мной, вы меня погубите…
— Что вы видите? — спросил Бальзамо.
— Это невероятно! — воскликнула Андре.
— Что там такое?
— Я вижу молодого человека, который следит за мной, не сводит с меня глаз с тех пор, как я вернулась из монастыря.
— Кто этот юноша?
— Лица не видно; судя по одежде, он простолюдин.
— Где он сейчас?
— Внизу у лестницы. Он страдает… плачет!
— Почему же вы не видите его лица?
— Он закрыл лицо руками.
— Смотрите сквозь ладони!
Андре сделала над собой усилие.
— Жильбер! — вскрикнула она. — Я же говорила, что это невозможно!
— Отчего же невозможно?
— Он не посмеет меня любить, — отвечала она в высшей степени презрительно.
Бальзамо усмехнулся: он хорошо знал людей и понимал, что для любви нет преград, даже если эта преграда — пропасть между сословиями.
— Что он делает на лестнице? — продолжал он.
— Сейчас, сейчас… Он поднял голову… Схватился за перила… Встал… Поднимается по лестнице!
— Куда он направляется?
— Сюда… Но это ничего, он не осмелится войти.
— Почему?
— Боится! — презрительно усмехнувшись, отвечала Андре.
— Он собирается подслушивать?
— Да, он уже прижался ухом к двери… Он нас подслушивает!
— Вас это смущает?
— Да, потому что он может услышать, о чем мы говорим.
— Он из тех, кто может этим воспользоваться даже во вред той, которую любит?
— Да, забывшись в гневе или в порыве ревности… В такие минуты он способен на все!
— В таком случае давайте от него избавимся! — предложил Бальзамо.