— Сударь…
— Не спорьте со мной, дорогой гость, постель отвратительна, я хорошо это знаю, ведь она принадлежит моему сыну.
— Готов поклясться, господин барон, что постель показалась мне превосходной. Во всяком случае, я тронут вашей заботой и хотел бы от всей души иметь случай доказать вам свою признательность.
Неутомимый старик не преминул пошутить.
— Что же, — подхватил он, указывая на Ла Бри, который подавал ему в это время стакан воды на великолепной тарелке саксонского фарфора, — вот вам удобный случай. Не угодно ли вам будет сделать для меня то, что Господь сотворил в Кане: обратите эту воду в вино, хоть в бургундское, например в шамбертен, это было бы сейчас неоценимой услугой мне с вашей стороны.
Бальзамо улыбнулся; старик по-своему истолковал его улыбку и одним махом выпил воду.
— Прекрасно! — воскликнул Бальзамо. — Вода — благороднейший напиток, господин барон, принимая во внимание то обстоятельство, что Бог создал воду прежде, чем сотворил мир. Ничто не может перед ней устоять: она точит камень, а скоро, возможно, мир удивится, узнав, что вода растворяет алмаз.
— Ну так и меня, значит, вода растворит! — воскликнул барон. — Не хотите ли выпить со мной за компанию, дорогой гость? У воды то преимущество перед моим вином, что ее еще много, не то, что мараскина.
— Если бы вы приказали принести стакан и для меня, дорогой хозяин, я бы, вероятно, смог быть вам полезен.
— Я не совсем понимаю! Вы не торопитесь?
— Отнюдь нет! Прикажите подать мне стакан воды!
— Вы слышали, Л а Бри? — вскричал барон.
Ла Бри, со свойственной ему проворностью, бросился исполнять приказание.
— Итак, — продолжал барон, повернувшись к гостю, — стакан чистой воды, которую я пью по утрам, содержит какую-то тайну, о чем я даже и не подозревал? Так, значит, я десять лет занимался алхимией, как господин Журден изъяснялся прозой, даже не подозревая об этом?
— Мне неизвестно, чем занимались вы, — серьезно отвечал Бальзамо. — Я знаю, чем занимаюсь я!
Обратившись к Ла Бри, уже стоявшему перед ним со стаканом воды, он произнес:
— Благодарю вас, друг мой!
Взяв в руки стакан, он поднес его к глазам и принялся изучать содержимое хрустального стакана, в котором солнечный луч дробился, рассыпая жемчуга, а по поверхности пробегала рябь, переливавшаяся алмазными гранями.
— Должно быть, вы увидели нечто весьма любопытное в этом стакане воды, черт меня побери! — вскричал барон.
— О да, господин барон, — отвечал Бальзамо. — Сегодня, во всяком случае, я вижу кое-что интересное!
Барон не сводил глаз с Бальзамо, который со все возраставшим интересом продолжал свое занятие, в то время как изумленный Ла Бри, забывшись, продолжал протягивать ему тарелку.
— Так что же вы там видите, дорогой гость? — насмешливо переспросил барон. — Признаться, я сгораю от нетерпения. Может, меня ожидает наследство, еще один Мезон-Руж, который поправит мои дела?
— Я вижу весьма важное сообщение, которое я вам сейчас передам: приготовьтесь!
— В самом деле? Уж не собирается ли кто-нибудь на меня напасть?
— Нет, однако сегодня утром вы должны быть готовы к визиту.
— Так вы, должно быть, пригласили ко мне кого-нибудь из своих знакомых? Это дурно, сударь, очень дурно! Должен вас предупредить: может так случиться, что сегодня не будет куропаток!
— То, что я имею честь сообщить вам, весьма серьезно, дорогой хозяин! — продолжал Бальзамо. — Очень серьезно! Важная персона направляется в этот момент в Таверне.
— Да с какой стати, о Господи! И что это за визит? Просветите меня, дорогой гость, умоляю вас! Должен признаться, что для меня любой визит нежелателен. Скажите точнее, дорогой господин чародей, точнее, если это возможно!
— Не только возможно, но и, должен заметить, чтобы вы не чувствовали себя слишком мне обязанным, это совсем несложно.
Бальзамо вновь вперил взгляд в стакан, по поверхности которого расходились опаловые круги.
— Ну как, видите что-нибудь? — спросил барон.
— Да, и очень отчетливо.
— Тогда говорите, сестрица Анна.
— Я вижу, что к вам едет весьма важная персона.
— Да ну? И эта важная персона прибывает просто так, без приглашения?
— Ей не нужно приглашения. Это лицо прибудет в сопровождении вашего сына.
— Филиппа?
— Так точно!
Барона обуяло веселье, весьма оскорбительное для чародея.
— В сопровождении моего сына? Это лицо прибудет в сопровождении моего сына? Вот тебе раз!
— Да, господин барон.
— Так вы знакомы с моим сыном?
— Нет, мы не знакомы.
— А мой сын сейчас…
— В полульё отсюда, даже в четверти льё, вероятно!
— От Таверне?
— Да.
— Дорогой мой! Сын сейчас в Страсбуре, несет службу в гарнизоне, если только не дезертировал, чего он никогда не сделает, могу поклясться! Так что мой сын просто не может никого привезти.
— Однако он кое-кого привезет вам в гости, — продолжал Бальзамо, не сводя глаз со стакана с водой.
— А этот кое-кто — мужчина или женщина?
— Это дама, барон, очень знатная дама… погодите-ка, там происходит что-то странное…
— И важное? — подхватил барон.
— Да, клянусь честью.
— Говорите же!
— Вам лучше удалить служанку, эту маленькую распутницу, как вы ее называете, у которой на пальчиках коготки.
— С какой стати я должен ее удалять?
— Потому что у Николь Леге есть нечто общее в лице с прибывающей сюда дамой.
— Так вы говорите, что эта знатная дама похожа на Николь? Вы же сами себе противоречите.
— В чем противоречие? Мне случилось однажды купить рабыню, которая до такой степени была похожа на Клеопатру, что подумывали даже о том, чтобы отправить ее в Рим для участия в триумфе Октавиана.
— Опять вы за свое! — вздохнул барон.
— Вы вольны поступать как вам угодно, дорогой хозяин. Надеюсь, вам ясно, что меня это не касается, это в ваших интересах.
— Однако я не понимаю, каким образом сходство с Николь может задеть знатную даму.
— Представьте, что вы король Франции, чего я вам не пожелал бы, или дофин, чего я вам желаю еще меньше; были бы вы довольны, если бы, приехав в какой-нибудь дом, увидели среди прислуги слепок с вашего августейшего лица?
— О черт! — воскликнул барон. — Непростая задача! Значит, из того, что вы говорите, следует…
— …что прибывающая дама, занимающая весьма высокое положение, была бы недовольна, если бы ей пришлось увидеть как бы свою копию в короткой юбке и простой косынке.
— Ну хорошо, — со смехом продолжал барон, — мы об этом подумаем, когда придет время. Во всей этой истории меня больше всех радует сын. Дорогой Филипп! Какой же счастливый случай может привести его сюда просто так, без предупреждения?
Барон совсем развеселился.
— Я вижу, — без улыбки заметил Бальзамо, — мое предсказание доставляет вам удовольствие? Я в восторге, клянусь честью! Однако на вашем месте, господин барон…
— Что на моем месте?
— Я отдал бы некоторые распоряжения, я подготовился бы…
— Вы не шутите?
— Нет.
— Я подумаю, дорогой гость! Подумаю!
— Самое время…
— Вы серьезно мне это говорите?
— Как нельзя более серьезно, господин барон; если вы хотите достойно встретить особу, которая оказывает вам честь своим посещением, у вас нет ни одной лишней минуты.
Барон покачал головой.
— Я вижу, вы сомневаетесь? — спросил Бальзамо.
— Должен признаться, дорогой гость, что вы имеете дело с крайне недоверчивым собеседником, клянусь честью…
Именно в эту минуту барон и направился к флигелю, где жила его дочь, — ему хотелось поделиться с ней предсказаниями гостя. Он стал звать ее:
— Андре! Андре!
Читатель уже знает, как девушка отвечала на приглашение отца и как пристальный взгляд Бальзамо увлек ее к окну.